Принц б/у - Арина Ларина

За окнами мягко скользил весенний вечер, гуляли парочки, а на Татьяну ватной шапкой нахлобучилась депрессия. В очередной раз сломались часы, потек кран в ванной комнате и вывалился выключатель в комнате. В нормальной семье, где имелись мужские руки, это казалось ерундой, не требующей особых усилий, а для них с Олечкой проблема представлялась глобальной, с необходимостью оплачивать услуги умельцев, которых еще надо было как-то свести с поломанными деталями. И если часы можно просто сдать в мастерскую, то для остального нужно отлавливать жэковских ремонтников, прятавшихся от неприбыльных клиентов с ловкостью и скоростью тараканов, нагоняемых тапкой.

Именно в такой момент ей позвонил Колясик.

«С паршивой овцы хоть шерсти клок», – оправдывала себя Таня в преддверии встречи с бывшим мужем. Но оправдание было каким-то вялым, будто долго хранившийся в холодильнике пожелтевший укроп, которым пытались украсить салат. Ей было стыдно признаться даже самой себе, что отсутствие хоть какой-то опоры в жизни, даже такой хлипкой и ненадежной, как Николай, довело ее до подобного унижения. Хотя унижением это назвала Оля, а сама Татьяна почему-то никак не могла понять, как она относится к предстоящему визиту. В любом случае никакой неприязни к мужчине, испортившему ей жизнь, она не ощущала. Странно. На самом деле, эмоции, конечно, возникали, причем в большом количестве. Они походили на рыхлую кучу разнокалиберных пожухших листьев, сметенных дворником в один большой, трепетавший на ветру разноцветный холмик. Разлапистым кленовым листом алела гордость, что он таки не смог без нее и хочет вернуться. Аккуратным березовым листочком желтело удовлетворение, что Татьяна добилась своего, хотя и через много лет. Острыми узкими листьями рябины пестрело злорадство, что Колясик опять во что-то вляпался и теперь спешит под крыло не к кому-нибудь, а к матери своего первого ребенка. Сероватой пересохшей травой топорщилась неуверенность, что внешне она не проигрывает его нынешней пассии, но никакого намека на стыд в этом мусоре не было.

Олечка отреагировала на новость неожиданно. Татьяна никак не могла решить, нужно ли дочери присутствовать при их встрече, и положилась на волю случая. Оказалось, что именно в этот день Алексей простудился, поэтому свидание не состоялось. Как только дочь появилась в прихожей, Таня сразу поняла, что лучше было бы потом поставить Олю перед фактом, что приходил отец. Но жизнь распорядилась иначе.

– Здрасте, приехали! – Девушка презрительно нахмурилась и сдула со лба челку. – Что он здесь забыл? Не удивлюсь, если он превратился в какого-нибудь законченного ханурика, которому уже нигде не дают в долг и не наливают, и именно поэтому он припрется к нам!

Татьяна опешила. Она настолько обрадовалась звонку, что даже не подумала о причинах, побудивших бывшего мужа вдруг вспомнить о ней через столько лет. Даже если с годами с него вместе с волосами облетел лоск, то уж талант красиво излагать не потускнел.

Едва только Колясик понял, что Таня не собирается его обматерить и бросить трубку, как заторопился загипнотизировать ее своим курлыканьем. Суть выступления сводилась к тому, что все эти годы он жил под мучительнейшим гнетом вины перед первой женой и дочерью, регулярно переводя алименты. Коля не мог найти в себе моральных сил встретиться с ними лично, поскольку сознавал, что сломал их судьбы, как хрупкие незабудки, и стыдился посмотреть им в глаза. Но он много раз приходил к ним во двор и украдкой следил за подрастающей дочкой. Теперь он стал мудрее и понял, как страшно ошибся и как права была Татьяна, высказав ему при уходе все наболевшее. Прозрев, Николай желал замолить грехи перед двумя самыми дорогими ему женщинами и просил позволения взглянуть на них хоть одним глазком.

Нет, услышав это, Татьяна не растаяла, но не понравиться подобная пламенная и прочувствованная речь не могла. Откуда ей было знать, что вдохновение Колясик черпал в своем смертельном нежелании возвращаться к Лизочке и метаться шаровой молнией между двумя разъяренными бабами.

Слова дочери Таню напрягли, но верить в это не хотелось.

– В тебе говорит обида, – осторожно начала она, но Оля тут же перебила:

– Естественно, обида! И еще какая! С какой собачьей радости он вдруг к нам заявится? Где он раньше был, летчик-испытатель?

– Обстоятельства…

– Ясно! Наверное, он был разведчиком в тылу врага, а его новая жена с двумя детьми – легенда, оперативное прикрытие! А теперь его отправили на пенсию, и этот недоделанный Джеймс Бонд с вставной челюстью и на костылях, весь побитый врагами социалистического строя, приковыляет в гнездо, чтобы мы могли скрасить его оставшиеся деньки!

Похоже, ораторские способности Олечка наследовала от папаши, поскольку простоватая Татьяна лишь открыла рот и не сумела возразить. Более того, у нее зародились опасения, что Оля может оказаться права. Ведь не просто же так Николай вспомнил про них и решил навестить. Но верить в это не хотелось.

– Не надо так, человек искренне…

– Вот именно – человек! – топнула ногой Олечка. – Он – посторонний, а не отец! Он как паспорт, который теряешь. Двадцать лет назад он был нужен, а теперь, когда все штрафы заплачены и в кармане лежит новый документ, находка старого где-нибудь на антресолях обрадовать никак не может! Папаша! Скажите, пожалуйста!

Она направилась в комнату, сердито стуча тапочками.

– Обалдеть! – раздался через мгновение ее возмущенный голос. – Мама, ты что, с ума сошла?

Татьяна, спешно накрывшая в комнате праздничный стол, виновато съежилась в коридоре. Ей хотелось произвести на Николая впечатление и создать ощущение гостеприимства и уюта, чтобы хоть чем-то задержать его, дать понять, что здесь лучше, чем где бы то ни было. Она так разволновалась, готовясь к его приходу, что совершенно забыла: дочь выросла и имеет право высказать вновь обретенному отцу все, что думает.

К предстоящему визиту Коля относился философски: повезет – все сложится, и он останется у Татьяны, не повезет – в городе много запасных аэродромов в виде одиноких немолодых женщин, которые с радостью познакомятся и приютят интеллигентного мужчину почти без вредных привычек. Купив торт, сиявший сквозь прозрачную пластиковую упаковку нереально-ядовитыми химическими оттенками крема, и два тюльпана – один жене, другой дочери, – Колясик отправился покорять бывшую семью. Дорогу он помнил смутно, поскольку в первый и последний раз был в этой скромной однокомнатной квартирке почти двадцать лет назад, когда помогал Татьяне с переездом. Район изменился, в небо взметнулись многоэтажные башни, а скверик, на который Коля ориентировался по памяти, превратился в автостоянку. Спасало то, что сохранился записанный на бумажке почтовый адрес, на который он переводил алименты. После сообщения, что он иногда прятался во дворе, чтобы увидеть дочь, глупо было уточнять у бывшей супруги, как до них добраться.

Посмотревшись в витрину магазинчика, украшенную грязными разводами последней апрельской слякоти, и состроив глазки скучавшей за прилавком девице, Колясик остался чрезвычайно доволен собой.

Он переложил в нагрудный карман недавно приобретенный для понта бэушный мобильник таким образом, чтобы тот немного высовывался, демонстрируя желающим телефонизацию хозяина, поправил галстук и двинулся к подъезду.