Исправленная летопись. Книга 2. Тайны митрополита - Михаил Ремер

– Вот у него и спросишь. А теперь – ступай. Гостей ждать.

Озадачила эта новость Булыцкого. Не то чтобы неожиданность какая, но все равно; сам Киприан, да за советом. Не избалован Николай Сергеевич вниманием владыкиным был. Особенно в последнее время. Оно как стена какая-то между ними выросла вдруг после последних разговоров да событий минувших. Хоть вроде и условились на чем-то, а все равно – стена. А тут – на тебе, и не один, да с митрополитом Дионисием[93]. Вот дела! И ведь не сказать, что не грела его мысль эта… Просто даже за ту пару встреч, которыми Киприан удостоил чужеродца, понял: тот – себе на уме, и с ним лучше не шутить. А раз так, то и с ходу, едва лишь только услыхав про готовящийся визит, приготовился к неприятностям.

Уже подходя к дому, понял: гости уже пожаловали. У крыльца уже стояли, скучая, пара дьяконов, которые, завидев хозяина, побежали навстречу.

– Владыка видеть тебя хочет, чужеродец. Ему сейчас забота великая, да и Бог в помощь, – поспешно заговорил Феофан.

– Тебе честь – за советом владыки прибыли, – крестясь и ни на мгновение не умолкая, те, взяв под руки, буквально потащили оторопевшего пенсионера в дом.

– Здрав будь, – едва зайдя внутрь, увидал Николай Сергеевич сидящих за столом – Киприана в паре с совершенно незнакомым ему человеком. – Благослови, владыка.

– Благословляю на дела богоугодные. – Гость холодно, но все же осенил хозяина знамением.

– Благодарю, владыка, – кое-как согнул себя в пояснице Николай Сергеевич.

– Ты, чужеродец, ведаешь много больше нашего, так и скажи; Царству Божьему не бывать в грядущем? – глядя в упор на собеседника, начал Киприан.

– Царство Божье только на небесах, – просто пожал плечами Николай Булыцкий. – И тебе, владыка, лучше моего знать должно, – отыскав взглядом стулец[94], Николай Сергеевич под неодобрительным взглядом Киприана уселся к столу как раз между гостями. В комнате нависла тишина такая, что даже слышно стало, как в утробе печи догорают головешки.

– Мож, отведать чего хотите? – первым нарушил молчание преподаватель. – Так я кликну девку, состряпает чего. Для вас – из диковин специально. А я пока по хозяйству; все одно в тиши сидим.

– Божницу[95], гляжу, ладную сделал, – ушел от ответа Киприан. – А речи – крамольные, хоть и склад в доме.

– Да чего же безбожного-то? – устало поинтересовался пожилой человек. – Ты про посольство раз спрашивать пришел, так и спрашивай, – глядя, как нахмурился Киприан, закончил преподаватель.

– Много про тебя слыхивал, – воспользовавшись заминкой, спокойно молвил второй гость. – Говаривают, от Бога ты. Да и я вижу – светел человек. А, как речи послушать, так и диаволу под стать; ни благочестия, ни уважения к владыке.

– Так и владыке негоже в дом чужой, да с хозяином, что со смердом. «Возлюби же» сказано. А каков тут «возлюби», ежели владыке по имени меня назвать – беда. Все «чужеродец» да «чужеродец»?

– Ты, Никола, хоть и словами говоришь божьими, так и что медь пустозвенящая: без веры в сердце, – чуть с укоризной, мягко, да так, что у Булыцкого и мысли не возникло кипятиться, продолжал второй.

– Это как понимать-то? Поясни, мил-человек.

– Дионисий я, – прежде, чем продолжать, склонился в легком поклоне священослужитель, – архиепископ[96]Суздальский и Нижегородский.

– Мир тебе, Дионисий, – повинуясь порыву, склонился в ответ Николай Сергеевич.

– А слова мои так, Никола, понимать, что хоть и глаголишь: «возлюби», а сам-то обиду и затаил. Не так, что ли? – улыбнувшись, поинтересовался он у Булыцкого. – Вон митрополит не по имени кличет – беда, – уголками губ усмехнувшись, закончил говоривший.

– Твоя правда, – чуть помешкав, отвечал Булыцкий. – Прости, обидел если.

– Бог простит, – мягко отвечал архиепископ. – Так и что скажешь про Царство Божие на земле-то?

– Не бывать таковому на памяти на моей, – покачал головой пришелец. – Слаба людина, да на посулы диавола легко отзывается. Легче, чем на слово Божье. Вот тебе и раздоры, вот тебе и распри.

– А то, сказывал что про то, как жечь друг друга людины начнут, да водами тлетворными, да ветрами мертвыми города убивать. Да стрелами огненными земли выжигать?! – набирая голос, увещевал Дионисий. – Правда то или же пустобрехство?

– С чего мне пустобрехствовать-то?

– И то верно, что на дела диавольские знания великие использованы будут?!

– Знания, в университетах которым учить будешь! – вспыхнув, добавил Киприан.

Так вот оно что! Догадка осенила вдруг Николая Сергеевича. Вот отчего Киприан-то обозлился на пришельца. Вот чего сейчас сидел недовольным-то! Он-то, Булыцкий, по глупости знания, за которые ратовал так, в самом начале грязью-то и полил. И в разговорах в каждых все на то напирал, получается, что вред только от наук его, горячо любимых. Вот только, видать, и у митрополита душа загорелась от мыслей тех. Иначе, с чего ему самому в гости являться, да еще и с Дионисием.

– Вот, рассудите, владыки, – набрав побольше воздуха в грудь, начал пенсионер, тщательно подбирая слова. – Ежели река великая через государства разные воды свои несет, возможно русло изменить? Остановить те воды али вспять развернуть? – Служители молча покачали головами. – Оно запруду, наверное, сделать можно, да и то на устье, да и только-то. Так ведь вода-то, она путь все одно найдет, да ты лишь умаешься, да времени зазря переведешь. Верно?

– Клонишь к чему, чужеродец? – уголками губ улыбнулся Киприан.

– Да к тому, что время – река та же самая, а воды в ней – жизнь наша, да науки, ратую за которые. Река! Поди останови. Возможно разве то?

– Поди ускорь, – спокойно парировал Дионисий.

– Прав ты тут, – чуть подумав, кивнул преподаватель.

– Так что скажешь теперь? – оживился Киприан.

– А то, что чем остановить воды пытаться, оно верней лодьи по ней пустить.

– И что же везти хочешь, а?

– Да знание со светом православия, – проговаривая слово каждое, негромко отвечал Николай Сергеевич.

– Не сочти за труд да поясни, – насторожились гости.

– Отчего не пояснить-то? – согласился пенсионер. – Вот смотрите: тюфяки да пороки, отбивались которыми от Тохтамыша… Наук плоды. Лодьи те же. Я, зерна покрупнее выбирая да овощи невиданные взращивая, тоже ведь науками занимаюсь.