Вне закона - Овидий Горчаков
Шрифт:
Интервал:
– Молчи ты!.. – закричал Иванов.
– Тише, товарищи! – возвысил голос Самсонов. – Студеникин! Рация работает?
– Слава богу, пуля продырявила только упаковку…
– Товарищи! – негромко, волнуясь, проговорил Самсонов. – Враг попытался нанести коварный удар в самое сердце, хотел лишить нас связи с Большой землей. Среди нас предатель! Приказываю в ответ на вылазку вражеской агентуры утроить бдительность! Чтобы никакой болтовни, без паники. Я сам разберусь с этим делом, сам найду предателей! Нужны самые крутые меры, дисциплина ежовых рукавиц! Я представляю здесь командование и облечен всей полнотой власти!
Вычистив десятизарядку, я бесцельно бродил по лагерю, здороваясь с партизанами других отделений, или групп, как их чаще теперь называли, и гостями из подчиненных нам отрядов. Держался я с чувством собственного достоинства, небрежно кивая: как-никак, я помощник командира группы основного отряда!
У штабного шалаша я увидел Ефимова, Иванова, Токарева… Куда-то поедем мы этой ночью!..
В сумерках они разглядывали топографическую карту. Шепот голосов в шалаше минеров… Любопытно! Я посветил в глубь шалаша трофейным фонариком – на одеялах и подстилках развалился Васька Козлов. Склонившись над ним, сидела Алла Буркова. Она зажмурилась, но продолжала наматывать на палец прядь Васькиных волос. На лице ее было разлито выражение безмятежного, блаженного счастья, а на Васькиных губах застыла снисходительная усмешка…
– Испарись! – лениво пробурчал Козлов.
Алла тихо рассмеялась. Что-то страшное, безжалостное было в этой картине, выхваченной на миг из темноты лучом фонарика. Ведь в ста метрах от этого шалаша, в двух-трех метрах слева от «аллеи смерти», под черной ольхой, лежала Надя.
И Алла счастлива, хотя прошло всего три дня!.. Она добилась своего и тоже, наверно, не хочет думать о Наде – не моих рук, мол, это дело. А он? Как быстро утешился!..
У цыганского фургона Богомаза потрескивал небольшой костер. В его багровом свете загорелое лицо Богомаза казалось вылитым из бронзы. Я подошел и поздоровался с ним, с Верой, с неразлучными его спутниками – Борисовым, Самариным, пулеметчиками Покатило и Евсеенко. Тут же сидел Костя Шевцов, часто приходивший из отряда Мордашкина навестить Богомаза. Богомаз жарил над костром насаженные на тонкий прут кусочки сала. Завидев меня, все умолкли. Вид у всех был не веселый. А прежде у этого костра много смеялись, пели песни, мечтали о скорой победе.
– Ну, как дела твои? – спросил Богомаз в ответ на мое приветствие. – Говорят, ты не теряешь времени даром? Присаживайся. Вас с Щелкуновым совсем не видать в лагере. От солнечного света, наверно, отвыкли? Сутки шиворот-навыворот вывернули?
Я отодвинулся от костра, чтобы спрятать смущение, не сразу ответил. Разве только мы с Щелкуновым ежедневно челночим? Лес – шоссе, лес – «железка», лес – шоссе…
– Работаем, – сказал я с никого не обманувшим равнодушием и принялся рассказывать о последних боевых делах своей группы. – Так что у нас все в порядке! – закончил я с гордостью. – Вот только эта последняя засада…
– «В порядке»! – протянул с печальной укоризной Богомаз. Он испытующе заглянул мне в глаза. – В порядке, только не все. Ты, я вижу, как почти все десантники вашей группы, в войну влюблен. Ну ничего, это пройдет. И быстро пройдет: у нас тут скоростная закалка…
Он замолчал, изучая меня все тем же о чем-то спрашивающим взглядом. В его серых глазах вспыхивали и угасали искры догоравшего костра.
– Ша! – сказал Костя-одессит.
Из темноты неожиданно и неслышно вынырнул Александр Ефимов.
– О чем, друзья, беседуете? – бодро заговорил он. – Ого! Да тут никак партийно-комсомольское собрание! Не закрытое, надеюсь?
– А что ты думаешь? – сказал Самарин. – С тех пор как Полевого «ушли», никаких собраний. Вот и собрались…
Ефимов хлопнул меня по плечу, кивнул остальным, свойски протянул через костер узкую, холеную руку Богомазу:
– Денису Давыдову привет!
Богомаз подкинул на раскаленные угли сноп сухого хвороста. Пламя взметнулось и обожгло ребро ладони Ефимова. Тот отдернул руку, постоял с минуту в нерешительности и, потеснив меня и Самарина, подсел к костру.
– Так что же у нас не в порядке в отряде? – вновь обратясь к Богомазу, упорствовал я.
Шевцов почему-то бросил на меня злой, предостерегающий взгляд.
– А кто это говорит, что у нас не все в порядке? – переспросил Ефимов.
– Я говорю, – негромко, но отчетливо ответил Богомаз. На минуту у костра воцарилось молчание. – Кто прострелил радиостанцию? – спросил Богомаз, обводя нас спокойным взглядом. – Сегодня лагерь был почти пуст, – все так же спокойно продолжал Богомаз. – Радист отлучился, ушел к ручью. Ни часовые, ни санитарки – никто не слышал выстрела. Стреляли, возможно, из бесшумки… Изменник промазал впопыхах, продырявил только чехол. Но это совсем не значит, что нам следует успокоиться. Кто-то пытался прервать нашу связь с Большой землей – разве можно молчать об этом? Да, среди нас есть предатель. Где он, кто он?
– Неприятная история, – буркнул Ефимов, прикуривая от головешки. – Но разговора вести о ней не следует. Чем меньше бойцов знают о ней, тем лучше для безопасности всего отряда. «Хозяин» сам занят расследованием этого дела. Ненужная гласность только раздует панику, подорвет боевой дух отряда, пустит ко дну этот «Ноев ковчег». Это говорит капитан.
– Такие дела делаются в открытую, – упрямо возразил Богомаз. – Каждый должен знать, что среди нас появился предатель. Тогда мы его скорей разоблачим. Предатель в партизанском отряде страшнее карательной экспедиции немцев. – Богомаз сдвинул брови. – Я останусь в отряде до тех пор, – сказал он тихо, – пока не узнаю, кто среди нас служит гитлеровцам. А потом организую такой отряд, в котором не будет места ни предателям, ни, кстати говоря, огульным расстрелам.
– Благой порыв! – усмехнулся Ефимов. – Но мы все подчиняемся «хозяину», а он не допустит анархии… Если каждый из нас захочет создать собственный отряд…
– Могилевские подпольщики, – ответил на это Богомаз, – ищут связи с Москвой, хотят просить Москву, чтобы нам прислали рацию, позволили создать свой отряд. Мы уверены, что Москва исправит положение и в отрядах Самсонова. А то тут расстреливают девушку за здорово живешь. Полевой бы этого никогда не допустил! Комиссар Полевой был тысячу раз прав, когда предупреждал: без партийного надзора у нас наломают дров!..
– Но Надя не выполнила задания, обманула командира, ушла с поста! – слабо возразил я, цепляясь за те самые доводы, что помогали мне не думать о Наде.
Богомаз внимательно посмотрел на меня:
– Дула самогон, ругала командира, лгала, изворачивалась, не так ли? – Не дав мне времени ответить, Богомаз продолжал: – Надю просто-напросто затравили. Самсонов говорил мне, будто совет десантников постановил расстрелять Надю. Это так?
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!