Углицкое дело - Сергей Булыга

– Андрюшка? – спросил Авласка.

– Нет, Тит! – сказал Маркел.

– А говорили, что Андрюшка, – сказал Авласка и посмотрел на Костыриху, и даже сказал ей с упреком: – Это ты же сказала, что это был он!

Костыриха на это промолчала. Зато Маркел сказал:

– Так это он и был. И я это сразу почуял. А он сказал, назвал себя: он Тит. И Евлампий и Фома на это промолчали. Вот так же мы тогда сидим за тем столом и Андрюшка говорит: он Тит, а эти двое молчат. Вот как там вчера в подвале было, когда ты пьяный дрых! А мне стало весело тогда! Я же чую, кто он есть на самом деле, но молчу. Нет, я еще даже говорю ему: Тит, а скажи, где мне найти Андрюшку. А он на Евлампия, а после на Фому посмотрел, они опять молчат, и тогда он после говорит: а ты завтра спроси у Авласки, а то он сегодня пьяный спит и ничего не скажет, а завтра спроси, где найти Андрюшку, и он тебе скажет. Сказал мне это и смеется! И ты ведь скажешь, где искать?

– Ну, скажу, – сказал Авласка без особой радости.

– Вот! – сказал Маркел. – Я так и знал, что ты скажешь. И он, Андрюшка, это знал. Но вот что еще веселее, Авласка: он знал даже и то, зачем я его ищу, – за то, что он убил царевича!

– Мудрено что-то говоришь, Маркел Иванович, – сказал Авласка.

– А что мудреного?! – сказал Маркел. – Яснее ясного, вот как! Играет он со мной, как кот с мышью! Потому что нечего ему меня бояться! Ну и приду я, и скажу, что это он убил, а дальше что? Кто на него показывал? Никто. А я как покажу? Скажу, что я чую? А мне скажут: чует только пес, а с псов расспросов не снимаем и псов же, прости, Господи, к кресту не приводим, а вот ты людей, Маркелка, назови, пусть люди придут, и поцелуют крест, и скажут на него, и тогда мы вас всех на правеж, и там правду узнаем! А никто не говорит, и правежа тоже не будет. Вот Андрюшка и смеется: приходи!

Сказав это, Маркел сильно нахмурился и помолчал, после опять заговорил, теперь уже спокойным голосом и вот о чем:

– Эх, был бы у меня еще день-два в запасе, как я думал. Я бы тогда его выследил, я бы нашел людей, которые на него показали бы, потому что нет ничего на свете тайного, всегда есть кто-нибудь, кто видел, надо только его найти… Но нет у меня времени искать: дело закончилось, расспросов больше не снимают, а черновые перебеливают и в общую рульку склеивают, завтра из Москвы будет гонец, ему рульку отдадут и он увезет ее к царю – и всё, шабаш, как говорится, дело сделано! До утра у меня времени, вот сколько! – И вдруг очень сердито спросил: – Где сейчас Андрюшка? Говори!

– Да чего там говорить, – сказал Авласка. – Он у себя на подворье сидит. Все эти дни.

– Я там был! – сказал Маркел. – И никого не видел! И не открыл мне никто!

– Га! – насмешливо сказал Авласка. – Надо уметь стучать! И не прямо, а вот здесь, сбоку, по дощечке. И вот так! – И тут Авласка даже показал, каким стуком это надо делать.

– О! – сразу сказал Маркел. – Пошли! – И встал из-за стола.

Авласка тоже встал.

Но тут Костыриха строго сказала:

– Нет! Погодите! – но и сама тоже встала.

– Чего тебе? – спросил Маркел.

– Охолонитесь, дурни! – еще строже сказала Костыриха. – Кто так на рожон лезет? Порежут вас там прямо в воротах – и вся недолга! А я знаю ту избу и того старого хозяина. Там есть еще один, старый ход, когда они еще не расширялись, через ту клеть, которая под Сенькино подворье, ты ее, Авласка, знаешь?

– Ну, знаю, – нехотя сказал Авласка.

– Вот к ней через тын и идите, – сказала Костыриха.

– А псы? – спросил Маркел.

– Какие псы, когда корчма, – сказал Авласка.

Тогда Маркел, ничего уже не спрашивая, надел шапку, поправил ее, поблагодарил Костыриху за хлеб за соль, развернулся и пошел к двери. Авласка пошел за ним следом. А Костыриха пошла их провожать, а после стояла на пороге и молча крестила их, пока они не завернули за угол.

И было тогда уже сильно темно, почти что ничего не видно. Но Авласка дорогу знал хорошо, и они быстро вышли к той самой рогатке, там стоял (прислонившись к стене) уже только один из тех давешних сторожей, он ничего лишнего не стал у них спрашивать, они попрощались с ним и пошли дальше. Теперь они шли через площадь вправо наискось, в сторону Конюшенной слободы, где Маркел уже бывал и где было Андрюшкино подворье.

Но о самом Андрюшке никакого разговора между Маркелом и Авлаской тогда не было. Да они сперва шли совсем молча, только уже потом, на площади, Авласка спросил:

– Так что, мы через тын полезем, а в ворота не пойдем?

– Пока не знаю, – ответил Маркел. – Там посмотрим.

– Га! Посмотрим! – повторил Авласка. – В такую-то темень!

– Им не светлей, чем нам, – сказал Маркел. После чего спросил: – Куда дальше?

Авласка показал куда, они свернули и пошли, и Авласка спросил уже вот что:

– А Евлампия тоже зарезали или он сам помер?

– Сам помер, – ответил Маркел. И добавил: – От яду. – После спросил: – А почему не спрашиваешь, кто отравил?

Авласка, а он до этого шел первым, остановился. Маркел тоже.

– Как ты узнал? – спросил Авласка.

– Унюхал, как еще, – сказал Маркел сердито. – За меня он его отравил. А может, и еще за что другое. Не поделили они что-то! А отравить очень просто, – продолжал Маркел негромким голосом. – Знал я одного такого, в прошлом году расспрашивал. Так он делал так: когда кто отвернется, он ему палец в чарку сунет, туда-сюда размешает, и после только пригуби!

– Как это так? – спросил Авласка.

– А очень просто, – ответил Маркел. – Он еще дома палец ядом вымажет.

– Да! – только и сказал Авласка.

– Это еще что! – сказал Маркел. – А вот, рассказывают, у покойного царя государя Ивана Васильевича был аптекарь-иноземец, звали Бармалеусом, вот где искусник был! Он, говорили, вообще…

Но что говорили, Маркел не сказал, а замолчал и прислушался. Вначале совсем ничего слышно не было, а после послышался стук колотушки.

– Это наш, со слободы, – шепотом сказал Авласка. – Надо переждать пока что.

– А то он нас как будто не увидит! – так же шепотом сказал Маркел насмешливо.

– Увидит не увидит, – рассудительно сказал Авласка (тоже шепотом), – а если хорониться не будем, обидится. И может шум поднять.

– Уважим старика, – сказал Маркел.

Авласка согласно кивнул. Ночь была темная, свету ниоткуда, и от луны тоже, не было, они тихо стояли возле тына с другой от Андрюшки стороны Конюшенной улицы. До рогатки от них было шагов не больше сорока. Сторож опять стукнул в колотушку и, было слышно, пошел от рогатки в глубь улицы.

– Услышал нас! – шепнул Авласка радостно. И почти сразу, но уже без радости, спросил: – Так куда пойдем: к воротам или через тын?