Ангел в петле - Дмитрий Агалаков

— Главбух, Зойка Самоцветова. — Кузин хлопнул по коленям, подскочил со стула. — Ты во всем виноват, Дима, ты!

— Я?!

— Да, это случилось благодаря твоим вывертам. Прости меня, конечно, не стоило мне этого делать, ой как не стоило!.. Господи!..

Он закрыл лицо руками. Несмотря на всю невероятность открывшегося, чреватого последствиями самыми драматическими, Савинов не смог скрыть нервной улыбки: Кузин, стоявший у окна с заломленными руками, бледный, располневший, женоподобный, и оттого какой-то неловкий, если не сказать — нелепый, походил на трагедийного древнегреческого актера, изображавшего образ сокрушающейся героини. Даже маски было не нужно.

Кузин потряс пальцем:

— Нет, это ты виноват! Когда ты, Дима, затеял всю эту канитель с картинами твоего художника, этого, — как его? — Инокова, да-да, Инокова, — когда ты вбухал в него кучу денег, я подумал, что, может быть, ты открыл какую-то золотую жилу — для себя одного? Что, может быть, ты играешь в очень выгодную игру, в которую не посвятил меня? Откуда я знал, что все это — твоя блажь, которая не способна принести и гроша? Ты всегда был умным, может быть, умнее меня. Не хитрее, конечно, не ловчее. Просто умнее. Вот я и подумал, что у тебя есть план, проект, способный превратить тебя во что-то большее, чем ты был. Может быть, кресла первого зама в банке тебе мало? — Кузин пожал плечами и заходил по комнате. — Но я-то знал, ты не станешь подсиживать меня, потому что ты, Дима, порядочный человек. Это известно всем. Но разве ты не имеешь права на свой бизнес? Картины! А почему бы и нет? Открыть нового гения, вложить в него кучу бобов, и вот тебе параллельный бизнес. Как раз для тебя, интеллектуала! А когда ты решил отправить картины на Запад, все стало ясно как белый день. И тогда я тоже захотел завести параллельный бизнес! Да, Дима, захотел! Имею право как председатель правления и хозяин! — Из другого конца палаты, неожиданно багровея, он вновь затряс пальцем. — И ты не имеешь права отрицать этого!..

В палату заглянула медсестра. Увидев перекошенное, отчасти несчастное лицо посетителя, изумленно захлопала глазами:

— Что вы так шумите? — Она быстро вошла в палату и, закрыв за собой дверь, посмотрела на Савинова. — Больному нужен покой, я сейчас же позову лечащего врача…

— Выйдите, девушка, прошу вас, — Кузин наступал на нее, — и никого сюда не зовите, ясно?.. — И вдруг, брызнув слюной, не выдержал: — Пошла вон, дура!

Медсестра выскочила пулей в коридор; там, уже затихая, стучали ее каблучки.

— Зачем девчонку обидел? — усмехнулся с постели Савинов. — Машенька — прелесть…

— Заткнись. Так вот, Дима, я не интеллектуал, как ты, и плохо разбираюсь в искусстве. Но я могу сделать другой бизнес. Взять у людей денег и прокрутить их, как мне того захочется. Так я и сделал. Пока ты, как зомби, занимался своим художником и ничего вокруг не замечал, я на одном из банкетов с год назад познакомился с хорошими ребятами, мне их порекомендовали. Долгов у них был главный. Встретился, взял хорошую сумму…

— Сколько?

— Какая теперь разница…

— Так сколько же?

— Пятьсот тысяч баксов. Потом еще столько же. И еще. Вложил их туда, сюда. Были предложения по вложению, еще раньше были. С хорошей отдачей, Дима. Вот ко мне денежки и потекли. До тех самых пор, пока господин Рудаков, наш московский гений, не сел задом в лужу. Мало ему было своего города, поехал к цековским братьям строить капитализм в свою пользу. Приватизация газа и нефти, куда больше! И вот теперь — бац!

— А если твоего предпринимателя, Долгова, уговорить подождать?

Кузин отрицательно покачал головой:

— Не получится.

— Почему?

— Вчера ко мне приезжал эмиссар от одного важного человека. Долгов оказался пустышкой. Подсадной уткой. Деньги не его, а этого человека.

— И кто же он, этот твой черный человек?

— Марат Садко.

— Знакомая фамилия, — Савинов нахмурился, и вдруг лицо его разгладилось, стало изумленным, точно он был ребенком, первый раз увидевшим солнце. — Садко?!

— Да, чемпион мира по восточным единоборствам. Каким — я и слова этого не выговорю. Марат Садко по прозвищу Стрелок. Наш земеля, живущий в Москве и Вене, Париже и Нью-Йорке — в своих замечательных домах. Владелец заводов, газет, пароходов. Отец массового рэкета в нашем славном городе, половина заказных убийств в котором также на совести чемпиона. А может быть, и больше половины. Вот так вот, Дима… — Он вернулся на свой стул у кровати больного. — Веселая история?

— Очень… А что те люди, которым ты суживал деньги Долгова?

— Обещают. Раньше давали хорошо, быстро. Вот у меня слюнки и потекли. А теперь заартачились, прятаться стали от меня, скрываться. — Он приблизился к Савинову, точно решил запечатлеть на его лбу трогательный поцелуй, но дотянулся только до его уха. — И видишь, Дима, в чем дело: они точно сговорились все. Те, кто предлагал мне хороший оборот, и кредиторы в лице эмиссаров Садко.

— Как же ты думаешь выпутываться из этого?

— Не знаю, — распрямился Кузин, — пришел вот к тебе за советом.

— А ты застрелись, Женя.

— Вот еще, это и без меня могут сделать. — Он опять поднялся со стула, не сиделось ему, но на этот раз уже спокойно, без рывков, подошел к тому же окну. — И потом, Дима, — обернулся он, — не будет меня, они ведь к тебе придут. Ты мой зам. Да еще к Зойке Самоцветовой. Но в первую очередь — к тебе. Все придут: и Рудаков, которому я часть денег уже отдал, они его кровные, партийные, и люди Садко, и дорогие наши граждане, если только поймут, услышат, что бегут крысы из «Нового регионального банка».

— А крысы — это кто?

Кузин многозначительно пожал плечами:

— Да бог его знает. Поживем — увидим.

Савинов молчал, глядя в белый потолок. Мир благоденствия, защищенный со всех сторон, эта великая крепость на горе, до которой не мог дотянуться ни один злой и хищный варвар, рассыпалась на глазах. В одно мгновение. Но отчего-то не темнело в его глазах, как тогда, у картин Инокова с искусствоведом, будь он неладен. Просто было отупение, оцепенение в членах, точно собирался он, смертельно уставший и объятый тревогой, вот-вот погрузиться в сон.

Кузин стоял у окна, смотрел на спокойный больничный дворик, укрытый снегом.

— Да, — сказал он, — все так хорошо шло… Но почему?..

Он не договорил. В палату открылась дверь, вошли двое: врач Савинова и охранник. Кузин оглянулся, понимая, что посещение подходит к концу.

— Покиньте, пожалуйста, помещение, — сказал врач. — Ваше поведение…

Кузин с улыбкой посмотрел на обоих и, точно сдаваясь, высоко поднял руки:

— Как скажете, господа…

— Прошу вас, подождите, — Савинов обратился к вошедшим, — одну только минуту…