Блудный сын, или Ойкумена. Двадцать лет спустя. Книга 2. Беглец - Генри Лайон Олди

– Ну не знаю, – сказал консуляр-трибун Тумидус.

Он щелкнул пальцами, выражая свое отношение к ситуации.

– Чего вы так нервничаете?

Две сестры-злодейки терзали консуляр-трибуна: жара и dеjа vu. Ситуация, с которой начался мучительный путь Тумидуса к спасению Папы Лусэро, повторялась в мелочах. В номере было жарко. Кондиционер пыхтел, как импотент над шлюхой, без малейшей пользы. Светилась голубым рамка гиперсвязи. Казенные средства расходовались на пустую болтовню. Да, еще трусы. Вместо того чтобы хвастаться перед Ойкуменой новенькими погонами с парой семиконечных звезд на каждом, консуляр-трибун сидел на диване самым пошлым образом – в сатиновых трусах, красных в белый горошек. Он так устал, что ему лень было даже настраивать рамку. Если раньше гипер в любом ракурсе транслировал собеседникам благородное лицо Тумидуса, то сегодня зрителям предлагался весь сопутствующий комплект: грудь, живот, ноги.

Пусть любуются, подумал Тумидус. В следующий раз возьму за это деньги.

– Ты не понимаешь, – сказала Рахиль Коэн, лидер-антис расы Гематр. Усиливая ощущение dеjа vu, гематрийка процитировала ту фразу, с которой начала прошлый разговор. – Ты не родился антисом. Ты не понимаешь, а я не смогу тебе объяснить.

– Попробуй, – предложил Тумидус.

– Хорошо. Чего ты добиваешься, издеваясь над Папой?

– Я? Издеваюсь?!

Слова Рахили ударили кулаком под ложечку. У Тумидуса перехватило дыхание.

– Конечно. А что ты делаешь, по-твоему?

– Идиотка! Я его спасаю!

«Идиотка» была лишней. Тумидус сразу пожалел о сказанном. Реакции на стресс у него с детства шли в таком порядке: бить, оскорбить, найти решение. Хорошо, что Рахиль в далеком далеке, а не здесь, в номере. Бить женщину – позор, бить антиса – самоубийство. Хотя Папа в тюрьмах дрался и бит бывал, и ничего…

Папа. Она сказала: издеваюсь.

– Идиотка, – повторил Тумидус, сдвинув брови. – Клиническая.

И добавил, не в силах сдержаться:

– Тебе лечиться надо.

– Надо, – согласилась Рахиль. – У меня песок в почках. Я хочу сесть на диету, а ты мешаешь.

– Я?! Каким это образом?!

– Ты заставляешь меня нервничать. Когда я нервничаю, я не могу без сдобы. Вероятность того, что после нашей беседы я съем булочку с изюмом, – восемьдесят шесть и три десятых процента.

– Не морочь мне голову. Гематры не умеют шутить.

– Откуда ты знаешь?

– У меня отец клоун. Я на юморе собаку съел.

– А нервничать гематры умеют?

Тумидус открыл было рот – и закрыл, не издав ни звука. Он не знал, что ответить.

– И все-таки, – спросил Нейрам Саманган, лидер-антис расы Вехден. – Чего ты добиваешься?

Никогда раньше Нейрам не объявлялся в рамке при связи по гиперу. Собеседникам приходилось довольствоваться звуком его голоса. Тумидус полагал, что это один из миллиарда запретов, которыми славилась раса Хозяев Огня. Нельзя справлять нужду на открытую землю, ха! На этот раз Нейрам включил изображение, демонстрируя, что Тумидус заблуждался насчет запретов. Вот же скотина, отметил Тумидус. Смуглый атлет с волосами цвета слоновой кости, вехденский антис тоже был раздет до трусов. Его вид заставил консуляр-трибуна устыдиться своей груди, живота, ног и так далее.

– А ты? – Тумидус пошел в атаку. – Чего добиваешься ты? И ты, Рахиль? Кстати, где Кешаб?! А, не важно. Все вы – одна порода. Все сидите на круглой заднице и ждете у моря погоды. Вот пробьет Папин час, тут вы и объявитесь – держать беднягу! Похоронная команда! Могильщики!

– Замолчи, – попросил Нейрам. – Ты сильно рискуешь.

– Чем? Ты прилетишь на Китту и набьешь мне морду? Прилетай, я съем тебя без соли со всеми твоими мышцами.

– Я не стану с тобой драться.

– Не станешь? Ты сожжешь меня «горячим стартом»? Сколько угодно!

– Идиот! – взорвался Нейрам, вернув Тумидусу его оскорбление, адресованное Рахили. – Тупой солдафон! Ты мучаешь его! Мучаешь несбыточной надеждой! Раз за разом крах за крахом! Какой ты друг? Ты палач! Дай Папе спокойно умереть!

– Спокойно?

Консуляр-трибун вскочил. Пальцы сжались в кулаки, затылок втянулся в плечи. Впору было поверить, что помпилианец сейчас прыгнет в рамку – и вынырнет на Тире, чтобы вцепиться Нейраму в глотку.

– Значит, спокойно? Ни фига себе вы спокойно помираете! Обзавидуешься! Кретин, тебе огонь последние мозги выжег? Спокойнички! Я хоть пытаюсь что-то придумать, а вы? Хватаете меня за руки? Ах, злобный рабовладелец, он так мучает нашего бедного Папу…

– Замолчи, – повторил Нейрам.

Голос вехдена превратился в шипение гадюки.

– Рефлекс! – Призыв замолчать пропал зря. – Ваш проклятый рефлекс!

Тумидус уже не кричал. Он орал благим матом, срывая связки:

– Антис взлетает при угрозе физической смерти? Надо подавить этот рефлекс! Не можем поднять Папу в космос? Значит, надо позволить ему спокойно умереть на планете. По-настоящему спокойно, а не так, как вы себе это придумали! Должны быть способы торможения рефлекса! Если есть возбуждение, обязано быть торможение…

– Это для условных рефлексов, – вмешалась Рахиль. – Рефлекс взлета при угрозе смерти – безусловный.

– Условный рефлекс подавляет безусловный. Мы же не срем, когда приспичит? Мы терпим, идем в туалет. Не трахаемся, когда встает? Мы выясняем, согласен ли партнер. Уединяемся, закрываем двери…

– Не взлетаем, когда попадаем под грузовик, – перебил Нейрам. Атлет кипел от гнева. Держать себя в руках было для него пыткой. – Мы лежим, смотрим в небо и строим дурацкие гипотезы. Ты специалист? Врач? Рефлектолог?! Нет, ты генерал из армейских анекдотов. Срем, трахаемся… Вот и все твои рефлексы!

– Я тебя не устраиваю? Хорошо, я и себя-то не очень устраиваю. Обратитесь к специалисту! К профессору Штильнеру, академику Полански! К Юлии Руф, наконец!

– К Юлии Борготте, – поправила дотошная Рахиль. – По мужу она Борготта.

– По мужу она стихийное бедствие!

– При чем здесь Юлия? – процедил Нейрам. Он побледнел, лоб антиса усеяли капли пота. – Чем Юлия поможет Папе? Она никто, и звать никак.

Тумидус знал, что бьет ниже пояса. Знал и ударил:

– Ну тебя же она сумела превратить в робота?[8] Накачала рабством по самые уши! Мало ли, вдруг и с Папой что-нибудь придумает.