Москва и жизнь - Юрий Лужков

— Ну что вы, Юрий Михайлович, не может быть…

Я ошибся. Это случилось раньше, в апреле.

А произошло вот что. Не прошло и нескольких месяцев после президентских выборов, как к российскому штурвалу встала команда молодых экономистов, начитавшихся столько книжек про то, как здесь все неправильно, что им прямо-таки не терпелось сломать устои, на которых это неправильное стояло. Притом нас уверяли, что вот так, в один миг, где-то уже делалось. То есть назавтра. Просыпаешься — все разрушено, а послезавтра, глядишь, все снова стоит. На других основаниях. Ну там биржи, то-се. Походит человек денек без работы и тут же, смотришь, снова нашел. Или, допустим, предприятие. Ну, конечно, позакрывают к чертовой матери, на кой они такие нужны? А после сразу станут рентабельными. Деваться ведь некуда. Жить-то надо.

— В том-то и дело, что жить, — задавали мы недоуменный вопрос. — Если б не жить, так действительно черт с ним. Если б как тот цыган, что на своих детей смотрел и думал: то ли этих помыть, то ли новых наделать? А ведь у нас так вопрос не стоит, мы вроде как гуманисты?

— Да что вы беспокоитесь, — отвечали молодые экономисты. — Главное — устои сломать. А человек — он ко всему притерпится. Опять же Запад поможет.

Ну, как про Запад заходила речь — здесь вообще все мечтательно замолкали. Там богатства, денег навалом, девать некуда. Привезут свои капитальчики, вложат, как Буратино, в российскую землю. И тут же, глядишь, золотые монетки расти начнут. В общем, страна дураков.

Так, или примерно так, разворачивались дискуссии, но уговорить молодых экономистов, как известно, не удалось. И началась эта, не к ночи будь помянута, «монетарная политика». Название русскому уху мало что говорило, зато вскоре почувствовали на других местах.

Все пошло как по книжкам деда Егора Гайдара: «До основанья, а затем…»

Между тем на том основании, если смотреть с точки зрения управленца, каким я являюсь, стояло тоже немало чего хорошего. Например, строительный комплекс. Москва располагала опытными строителями, умевшими возводить дома, конечно, не бог весть какого качества, и организовывать работу не так чтобы по международным стандартам. И все же структура до 1991 года работала, давая столице по три с половиной миллиона квадратных метров дополнительного жилья ежегодно. А что касается пресловутых стандартов, то тут еще как посмотреть. Неизвестно вообще, смог ли бы какой-нибудь зарубежный прораб в наших условиях хоть что-то построить. Так что не будем путать пороки системы и ценность людей.

Ведь там, у них — я так, ненадолго отвлекусь, — всё, скажем, подвозят на стройку к сроку. План поставок чуть ли не на стадии проектирования расписывается. И самое поразительное, в точности выполняется: сегодня, допустим, оконный блочок подвезут, завтра дверной, послезавтра замочек. Это же просто мечта, в таких условиях работать.

Теперь представьте себе нашего начальника строительства. Я сейчас не к старшему поколению обращаюсь. Они-то знают. А например, к собственному сыну. Он у меня диплом получил: профессор по менеджменту. То есть на русский перевести… по бизнесу, что ли. В общем, на пятерки учился. И вот этот профессор за обедом спрашивает: «Пап, а почему на вилке цена выбита — 25 копеек?» Я говорю: «Сынок, потому, что у нас комитет такой был государственный, цены навечно устанавливал. Их на металле и штамповали». — «Но ведь это неправильно, — возражает сын. — Цена устанавливается спросом и предложением». Я на него смотрю и думаю: экономику древних цивилизаций назубок изучил, реформы какого-нибудь Эхнатона или Перикла на отлично сдавал. А про родной недавний социализм только то и знает, что тут все было «неправильно».

Нет, будь моя воля, я бы музей советской цивилизации создал и спецкурсы в школах вводил. Вот, скажем, практические занятия: ты директор завода, у тебя есть деньги, требуется новый корпус построить — куда пойдешь? К строителям? Садись, двойка.

Идти надо было, дети, в ЦК. Хором: «ЦЕКА!» Молодцы. Это в нашей стране как бы верховный бог был, решал, чему быть, а чему не существовать. Так что если здание надо выстроить и деньги у тебя есть и проект — куда пойдешь? Опять неправильно. В министерства, которые вроде как ангелы окружали верховного бога и просьбу смертного до него доносили. И вот лишь когда вся эта небесная иерархия твою молитву услышит и свое добро в «постановление» (как в Книгу Судеб) занесет — вот только тогда…

Нет, еще строить не будут. А некий архангел по имени Госплан рассмотрит на пять лет вперед с высоты небес всю ситуацию и запишет твой корпус в планы какого-нибудь стройуправления. Ну, наконец-то, думаешь ты. Приходишь туда, достаешь свои деньги. И вдруг обнаруживаешь, что радоваться-то рано: вы свои денежки спрячьте, говорят строители, у нас таких заказчиков знаете сколько? Прямо-таки не справляемся. Впрочем, фундамент мы вам, так и быть, заложим, поскольку это самая выгодная для нас работа. Дальше посмотрим.

И ты понимаешь, что надо снова обращаться «наверх», чтобы сдвинуть ситуацию с места. И уходишь в недоумении: неужели Госплан шестикрылый не в курсе рабочих мощностей строителей? Да если в курсе, то зачем, спрашивается, наполнять Москву ненавистной «незавершенкой», как памятниками неизвестной цивилизации? Но это уже вопросы не детские и мы их тут задавать не будем.

Короче, если бы будущим специалистам вот так или как-то иначе, пусть даже не в школе, а хотя бы в институте рассказывали, как все в России устроено, они, вероятно, поняли бы, что за один миг с этой страной ничего не сделаешь. Не перестроится она в секунду, как в книжках иностранных написано. Но поскольку ни в школе, ни в институте их этому не учили и про реальную жизнь они только то и знали, что тут сплошь вранье и неправда, то решили и действовать по извечной российской традиции: «А пошло оно вce!..»

И начался гала-концерт под девизом «Спасайся кто может».

Кирпич дорожал. Цемент тоже. Стоимость всех процессов строительства вздувалась умножением на какие-то немыслимые коэффициенты. У госпредприятий таких денег не было. У города тоже. Стройки остановились. Лучшие мастера начали уходить к кооператорам. В общем, развал.

Нет, господа, это была, может, и «монетарная», но никак не «политика». Политика предполагает учет множества факторов, просчет последствий. Гайдар же с его командой из всех инструментов хозяйственного регулирования применили фактически только один. Они отпустили цены.

Когда меня спрашивают, каким образом московским властям удалось в этих условиях не только спасти столичный строительный комплекс, но и наладить бесплатное возведение муниципальных квартир для очередников, отвечаю: «Надо было как следует испугаться…»

Ситуация 1992 года была действительно очень опасной. Дело даже не в том, что 500 000 безработных строителей — катастрофа, от которой содрогнулась бы вся городская система. И даже в конечном итоге не в том, что москвичи, ждущие очереди, оказались бы без перспектив улучшить жилье. Есть вещи более тонкие и серьезные, касающиеся эмоционального тонуса людей. Когда большевики называли народ «строителем будущего», они знали, что делали. Они вселяли в людей оптимизм.