Загадки истории. Византия - Андрей Домановский

Впрочем, уничтожив генуэзцев и пизанцев (как мы уже упоминали, именно они пострадали во время погрома 1182 г.), Андроник вскоре сделал недальновидную ставку на венецианцев, в итоге оказавшихся одними из главных виновников разграбления Константинополя в 1204 г. во время Четвертого крестового похода. Василевс осободил арестованных еще в 1171 г. Мануилом І венецианских купцов и компенсировал понесенные ими убытки от произведенных ранее конфискаций товаров. Прошло совсем немного времени, и торговцы из Венеции прочно заняли место потерявших свое влияние представителей Пизы и Генуи, основывая все новые торговые фактории во многих городах империи. Так мера, которая, при должном развитии и стимулировании внутреннего производства, могла бы стать спасительной для экономики империи, не просто закончилась ничем, а подложила под византийскую торговлю венецианскую бомбу замедленного действия.

Правда, Андроник І Комнин все-таки осуществил и ряд действенных и позитивных преобразований. Он разрешил перепродажу пожалованной императором земли не только представителям знати или стратиотам, но и всем прочим, что явно было в интересах торгово-ремесленной олигархии, позволяя ей вкладывать накопленные капиталы в землевладение. Василевс запретил продажу должностей и значительно ограничил произвол чиновников. Ведя беспощадную борьбу с коррупцией и мздоимством, он существенно повысил жалованье госслужащим, но при этом жестоко карал любое злоупотребление властью с их стороны. Вертикаль власти при нем существенно укрепилась. Император также отменил так называемое «береговое право», согласно которому жителям побережья позволялось грабить потерпевшие крушение корабли. Человек незаурядных способностей, талантливый правитель, проведший ряд выгодных стране реформ, Андроник мог бы стать настоящим спасителем Византии, однако в итоге лишь ускорил ее гибель.

Вслед за чиновниками и знатью репрессии коснулись и простых ромеев. Последним были ненавистны сексуальные развлечения не в меру и не по возрасту похотливого шестидесятилетнего василевса, который считал возможным затаскивать в свою постель любую понравившуюся ему женщину. Насмехаясь над униженными мужьями, Андроник вывешивал на форуме рога убитых им на охоте оленей, а во время прогулок на природе, по словам Никиты Хониата, «любил забираться, подобно зверям, в расщелины гор и прохладные рощи и водил за собой любовниц, как петух водит кур или козел – коз на пастбище».

В итоге императора перестали любить и лишь боялись даже те, кто поначалу его поддерживал. Современники прекрасно понимали противоречивую природу императора, который, по словам Никиты Хониата, «будучи отчасти зверем, украшен был и лицом человеческим», и даже верно ставили диагноз его правлению: «Кратко сказать, если бы Андроник несколько сдерживал свою жестокость и не тотчас прибегал бы к раскаленному железу и мечу, если бы не осквернял постоянно свою царскую одежду каплями крови и не был неумолим в казнях (чем заразился у народов, среди которых долго жил во время скитальчества), он был бы не последний между царями из рода Комнинов».

Как показали дальнейшие события, власть Андроника І Комнина всецело зависела от поддерживавшего его плебса Константинополя, который при первом же признаке слабости отвернулся от ранее популярного и одновременно неимоверно страшного властителя. Когда осенью 1185 г. сицилийские норманны во главе с графом Танкредом захватили, несмотря на героическое сопротивление защитников, Фессалонику, это стало сильнейшим ударом по престижу императора. Город, по свидетельству митрополита и писателя Евстафия Солунского, был совершенно не подготовлен к обороне – командир гарнизона Давид Комнин не обеспечил его ни оружием (не хватало стрел и камней для боевых метательных машин), ни припасами – в цистернах города было крайне мало воды.

Фессалоника была вторым по своему значению городом империи после Константинополя, поэтому ее взятие в 1185 г. вполне можно сравнить с будущим падением византийской столицы в 1204 г. и расценить как грозное предзнаменование грядущих событий. Это сравнение тем более закономерно, что захватчики вели себя соответственно – жестоко убили множество ромеев, грабили и уничтожали святыни, мочились на древние иконы и бесчинствовали, святотатствовали и гадили в алтарях.

Византийцы ждали от императора освобождения Фессалоники и жесткой расправы с завоевателями, однако тут чувство, позволявшее тонко улавливать настроение народа, которым активно пользовался Андроник, ему изменило – вместо того, чтобы лично возглавить освободительный и карательный поход войска и флота, император лишь распорядился готовиться к нему, а сам удалился за город развлекаться. Это настолько подорвало авторитет императора в глазах константинопольцев, что когда 12 сентября 1185 г. в городе вспыхнул стихийный мятеж, забросивший в итоге на вершину власти нового императора – Исаака ІІ Комнина, – горожане массово и бесстрашно выступили против почитавшегося ими ранее и ужасавшего их Андроника.

Попытавшегося сбежать морем низложенного императора изловили, истязали, отрубив кисть руки и выколов глаз, и бросили в темницу, оставив там на несколько дней без еды и воды. После этого истощенного Андроника усадили на облезлого верблюда и повезли по улицам столицы к ипподрому – месту публичной казни. «Жалкое то было зрелище, – с осуждением писал Никита Хониат, – исторгавшее ручьи слез из кротких глаз. Но глупые и жадные жители Константинополя, особенно колбасники и кожевники, и все те, кто проводит целый день в мастерских, кое-как живя починкой сапог и с трудом добывая хлеб иголкою, сбежались на это зрелище, как слетаются весной мухи на молоко или на сало, нисколько не подумав о том, что это человек, который недавно был царем и украшался царской диадемою, что его все прославляли как спасителя, приветствовали благопожеланиями и поклонами и что они дали страшную клятву на верность и преданность ему. С бессмысленным гневом и в безотчетном увлечении они злодейски напали на Андроника, и не было зла, которого они не сделали ему; одни били его по голове палками, другие пачкали его ноздри калом, третьи, намочив губку скотскими и человеческими извержениями, выжимали ему их на лицо. Его и его родителей поносили срамными словами… Его кололи рожнами и бросали камни. Какая-то развратница вылила ему в лицо горшок с горячей водой».

Византийскому историку вторит французский рыцарь из Амьена, участник Четвертого крестового похода и очевидец разграбления Константинополя Робер де Клари: «И пока везли Андрома от одного конца города до другого, подходили те, кому он причинил зло, и насмехались над ним, и били его, и кололи его: одни – ножами, другие шилом, третьи – мечами; при этом они приговаривали: “Вы повесили моего отца”, “Вы силой овладели моей женой!” А женщины, дочерей которых он взял силой, дергали его за бороду и так подвергали его постыдным мучениям, что, когда они прошли весь город из конца в конец, на его костях не осталось ни одного куска живого мяса, а потом взяли его кости и бросили их на свалку».

Доставленного таким образом на ипподром Андроника подвесили за ноги и продолжали жестоко избивать, колоть кинжалами в пах и отрабатывать удары мечом, словно на подвешенной для этих целей свиной туше. Изможденный, поруганный и изуродованный Комнин лишь шептал: «Господи, помилуй! Зачем вы ломаете сломанный тростник!» Когда же во время предсмертной агонии он поднес ко рту руку, из раны на которой сочилась кровь (ему отрубили кисть), кто-то из присутствовавших воскликнул: «Смотрите, он и перед смертью хочет напиться крови!»