Байки бывалого хирурга - Дмитрий Правдин

Покрутилась, одернула шерстяную юбку, вздохнула: еще ничего смотрится, терпимо, но видно, что старость наложила на нее свои железные лапы – не вырвешься. Сама себе подмигнула, улыбнулась. И зубы еще превосходные. Вот что значит не курить и следить за ними. Спасибо, мама, покойница, привила ей еще в детстве любовь к зубному порошку. Многие, кто ее видит впервые, не удерживаются и задают один и тот же вопрос: а свои ли у нее зубы, уж больно неправдоподобно хороши. И всегда она с гордостью отвечает, что свои.

Ладно, довольно крутиться перед зеркалом, словно девушка на выданье, пора и на работу двигать. Раиса Ивановна насыпала в миску Барсику сухого корма: смотри не слопай все за раз, а то плохо станет. Это тебе до вечера, пока с работы не приду. Долила воды, выключила свет на кухне и пошла к прихожей. Барсик весь из себя важный шел сзади – провожал хозяйку.

Надела кремового цвета модный плащик, элегантную светло-сиреневую войлочную шляпку. Не удержалась и опять покрутилась перед зеркалом. Барсик сурово посмотрел на нее снизу-вверх: меня вот ругаешь, если я чего-то насорю, а сама в уличной обуви ходишь по квартире.

– У меня туфли, между прочим, мытые, и не нужно так строго смотреть на меня, – улыбнулась она сидящему на полу коту, перехватив его немигающий взгляд.

– Мяу, – махнул правой лапой Барсик, – мол, иди уже, мне спать пора.

– Все, до вечера, дорогой, – погладила по спине любимца Раиса Ивановна и открыла входную дверь.

Улица встретила ее бодрящей прохладой. Раиса Ивановна поправила на шее шелковый шарфик и медленно, чтоб не поскользнуться на обледеневшем тротуаре, пошла в сторону областной больницы.

Да, такая шляпка явно не по погоде, – размышляла она про себя, – зато красиво и не старит. Шляпки были ее маленькой слабостью. За долгие годы Раиса Ивановна собрала целую шляпную коллекцию. Мечтала, что когда-нибудь наступит то время, когда она найдет ей достойное применение. Станет ходить в театр, на выставки, путешествовать, в конце концов. Однако став хирургом областной больницы, а потом и заведующей отделением, в театр выбиралась лишь раза три – четыре в год. Когда был жив Александр Николаевич, муж, то чуть чаще. Он был главным редактором местной газеты, и положение обязывало посещать публичные места, в том числе и областной театр. Правда, с женой приходилось выбираться в люди не так часто, как планировал. То у нее срочная операция, то какая-то внезапная консультация. Так вся жизнь в больнице и протекла.

Дома хирург Мещерякова высидела самое большее полгода, и то лишь однажды, когда родилась дочь Ольга. И то еле выдержала. Сплавила, как только появилась такая возможность, дочь своим бабкам, те еще тогда были живы, и отправилась на свою любимую хирургию спасать чужие жизни. Может, поэтому теперь у нее с дочерью такие прохладные отношения, что маленькая Ольга своих бабушек и папу видела куда чаще, чем родную мать?

С путешествиями и вовсе не повезло: один раз, еще в советское время, съездила по путевке в Болгарию, да и то муж настоял. Ездила летом, в самую жару. Шляпки, естественно, пришлось оставить дома. Вот теперь и демонстрирует свою коллекцию, только когда идет на работу. Правда, слово «демонстрирует» тут не совсем уместно. Уходит Раиса Сергеевна ни свет, ни заря, а возвращается всегда поздно. И видят ее только те одинокие прохожие, кто в столь ранее и позднее время суток попадается по дороге.

Но Раиса Ивановна все равно старается выглядеть комильфо. Для себя старается. Поглядит она иной раз на своих ровесниц, и тоска берет: до чего люди себя не любят. Раньше времени записывают себя в безнадежные старики. Как ни встретишь их все кряхтят и кряхтят, и все разговоры в основном вьются вокруг здоровья. Как будто больше и поговорить не о чем. На работе больные и здесь о болячках. Иной раз и останавливаться не охота, так кивнешь и пройдешь мимо.

А уж как напялят на себя эти дурацкие цветастые платки на голову, так точно – бабка древняя и бабка. Взять хоть, к примеру, Аглаю Бутакову, что у Раисы Ивановны на отделении в свое время много лет сестрой-хозяйкой отработала. Ведь на пять лет она младше Мещеряковой. А нацепит на себя цветастый платок, подвяжет его под подбородком на узел, концы в стороны распушит, спину согнет, палочку в руки возьмет и идет, ноги не поднимает, переваливается с боку на бок, словно утка. Глянешь на нее – ну немощная старуха, далеко за девяносто, не иначе.

– Аглая, ты чего так горбишься? – встретила ее тут как-то на днях Раиса Ивановна, в соседних подъездах они живут. В свое время, когда еще при старом режиме квартиры сотрудникам от больницы давали. Мещерякова и своей сестре-хозяйке жилье пробила. В этом доме многие старые сотрудники областной больницы проживают.

– Дык это, Раиса Ванна, спина уже не держит, чижало стало.

– Ты это брось! Ты же еще моложе меня.

– Ну, не всем же быть такой как вы, – разводит руками Аглая. – Надорвалась я на работе, в свое время, когда мешки неподъемные с бельем таскала. Знаете, какие они тяжелые.

– Все знаю, только не нужно раньше времени себя старить.

– Ну, не все же такие двужильные как вы, – вздыхает собеседница. – Таких как вы, Раиса Ванна, больше не делают. Вы штучный экземпляр.

– Эх, Аглая, Аглая, – не завидуй. А лучше возьми и запишись в бассейн. У меня директор бассейна старый знакомый, хочешь, составлю протекцию?

– Ой, куда мне уже? Скажете тоже: бассейн. Мне к себе на третий этаж без лифта не подняться, а тут еще в бассейн ходить.

– Вот начнешь ходить и через месяц без палочки на этаж взлетать станешь.

– Ой, Раиса Ванна, баловство это все, баловство, – морщится Аглая и, поправив на голове цветастый платок, согнувшись, ковыляет в сторону своего подъезда.

Вспомнила эту свою встречу с бывшей подчиненной Раиса Ивановна, вспомнила и ухмыльнулась. Аглая еще тетка крепкая, ядреная, только прикидывается, что немощная. Вот летом, например, едет за город на общественном транспорте и промышляет грибами да ягодами. Собирает их в лесу, а после продает на железнодорожном вокзале, подойдя на перрон к уходящим поездам. Так что платок не только старит, но и маскирует сохранившееся здоровье. Что тоже иногда немаловажно.

– Доброго здоровья, Раиса Ивановна, – поклоном головы встречает ее на проходной больницы пожилой, убеленный сединой охранник.

– Доброе утро, Федор, – кивает ему Мещерякова. – Совсем молодой мужик, а уже почти весь, как лунь, седой, – думает она, глядя на улыбающегося ей Федора, – ему ведь и пятидесяти еще нет. Да, подкосила парня та авария. Пять часов она его оперировала. И печень размозжена, и селезенка оторвалась, и половина костей ломана-переломана. Но ничего, выходила она его поставила на ноги. После того они с женой еще двух ребятишек родили.

Идет по больнице Раиса Ивановна, а все идущие ей навстречу люди в белых халатах здороваются с непритворной улыбкой на лице. Любят ее здесь, любят и гордятся: доктор Мещерякова легенда областной больницы, стояла, можно сказать, у самых ее истоков.

По своей давней привычке, выработанной годами, путь свой на хирургию, что расположена на третьем этаже, держит Раиса Ивановна через приемный покой. Здесь, на первом этаже, где приемный покой, для большинства больных начинается путь на разные отделения. Исключения составляют только те пациенты, кого по тяжести состояния доставили прямиком в реанимацию или в операционную.