Петля - Аркадий Адамов

— Вы меня лучше не оскорбляйте, — глухо, с угрозой произносит Зинаида Герасимовна. — Я прокурору буду жаловаться. Я свои права знаю. Найдется, кому за женщину вступиться, не думайте. Позволяете себе больно много.

— Видите ли, — отвечаю я, — конечно, вы можете не называть этого человека. Ваше право. Но нам придется его все-таки найти. Поймите, он нужен для следствия. Его наверное опознают и Мухин, и Зинченко. Но прежде нам придется расспрашивать о нем многих людей. И как бы мы это аккуратно ни делали, многие узнают или догадаются о ваших отношениях. Ведь мы вынуждены будем расспрашивать о человеке, который в ту ночь был в вашем вагоне. Зачем вам это надо? Вы помешаете нам, повредите себе, да и этому человеку, вероятно, тоже.

— Ему уже ничем не повредишь, — сухо бросает Зинаида Герасимовна.

— Это как понимать?

— А так. Хуже ему уже не будет. Ну ладно… — устало вздыхает она. — Ну их всех к черту! Надоело. Короче говоря, недавно арестовали его, сердечного. ОБХСС пригрел. Достукался.

Это сообщение меня ничуть не удивляет.

— Как же его зовут? — спрашиваю я.

— Петр Иванович зовут, — безучастно отвечает Зинаида Герасимовна. — А фамилия его Горбачев.

Больше всех доволен моим открытием Саша Грачев, наш следователь, который назначен вести дело Горбачева. Продажа последним Вериных вещей теперь объясняется весьма просто: Горбачев конечно же сам совершил кражу их, услыхав от грузчиков о гибели Веры. Таким образом, самые загадочные события имеют порой самое простое объяснение. Хотя, казалось бы, Горбачев действовал наверняка и был гарантирован от провала, такая удачная сложилась для него обстановка. Все же нет истины, которая не может быть обнаружена, если за это взяться как следует, конечно.

Последнее оперативное совещание по Горбачеву, в котором я участвую, происходит в кабинете Кузьмича. И тут я вынужден несколько охладить радость Саши Грачева по поводу моего открытия.

— Услышанное сообщение о смерти Веры, — говорю я, — и наличие у Горбачева ее вещей маловато, чтобы доказать факт кражи. Это начальное и конечное звенья, а середины-то нет.

— Это верно, — соглашается Саша. — Но логика…

— Ну, знаешь…

— Погоди! Логика подсказывает, что среднее звено есть, — с вызовом говорит Саша. — Его только надо найти. Вот и все… — И, вздохнув, добавляет: — Сам понимаю, что найти не просто.

— Ну-ну, — вмешивается Кузьмич. — Тебе все-таки проще, чем нам. У тебя, милый, есть одна ниточка, за которую стоит потянуть.

Кузьмич неторопливо, даже с некоторой, как мне кажется, опаской достает из ящика стола сигареты, и Петя Шухмин, предупредительно щелкая зажигалкой, как всегда, отмечает:

— При нас уже вторая, Федор Кузьмич.

— Счетовод. Последнее удовольствие портишь, — тоже, как всегда, ворчит в ответ Кузьмич и, разогнав рукой дым, продолжает: — Так вот, ниточка есть. Давай рассуждать. Для начала ставим себя на место Горбачева в тот момент, когда у него возникла мысль совершить кражу. Времени немного: утром отъезд.

— Поезд его ушел из Москвы в восемь сорок пять утра, — уточняю я. — Уже установлено.

— Ну вот, — кивает Кузьмич. — Да и вообще ехать следовало немедленно. А ночью какой транспорт? Такси. Или случайная машина, левак какой-нибудь. Последний даже предпочтительней. Он и сам эту ездку скрыть постарается, да и меньше в глаза бросается, чем такси. А ему ведь около Вериного дома простоять надо было немало, пока этот прохвост управился в чужой комнате. Это ведь не у себя. И потом предстояло на этой же машине все увезти, а по дороге еще к тому водопроводчику заскочить. Хоть что-то через него толкнуть. Вот какой был план.

— Как раз ночью там и стояла машина! — восклицаю я, не утерпев. — Гриша Волович ею занимался, помните?

Все на минуту умолкают, когда я произношу это имя. Потом Кузьмич, хмурясь, говорит:

— Про ту машину я и говорю. Ее надо будет непременно найти. Волович начал. Нам кончать. И тогда цепь сомкнется.

— Да, надо найти, — соглашаются все.

— И можно найти, — добавляет Кузьмич. — Вы смотрите, что получается. В два часа ночи, когда Горбачев кинулся домой, на площади перед вокзалом всегда стоят такси. Скоро должны прийти сразу три дальних. И водители расписание знают. Следовательно, если бы Горбачев туда прибежал, он, не задумываясь уже, взял первую попавшуюся машину, и это было бы такси. Поэтому, скорей всего, он поймал левака раньше, пока бежал к площади через пути, мимо складов и разных служб. Значит, это не случайная машина. Она имеет отношение к железной дороге, к этим службам. Кого-то она туда привезла в это время. По срочному делу, конечно. Иначе чего бы это среди ночи срываться Ясен тебе ход мыслей? — обращается Кузьмич к Саше Грачеву.

— Ясен, Федор Кузьмич, — кивает тот.

Кузьмич вздыхает и мнет в пепельнице недокуренную сигарету.

— Вот и Воловичу он был ясен…

Тем временем Саша Грачев делает какие-то торопливые пометки на листе бумаги.

— Очень целесообразные рассуждения, — заключает он. — Машину эту мы найдем. Ну, мне пора, товарищи.

Он складывает в папку свои бумаги, встает и по очереди жмет нам всем руки.

Когда за Сашей закрывается дверь, Кузьмич устало откидывается на спинку кресла, снимает очки и, постукивая ими по столу, говорит:

— Ну, а теперь, милые мои, давайте-ка свои собственные итоги подводить. Кажется мне, что у нас такой приятной перспективы, как у него, пока не намечается.

— Что там ни говорите, а кое-чего мы все же достигли, если быть объективными, — обижается Петя. — Версию с убийством Веры мы отработали. Ее теперь спокойно отбросить можно. Остается…

— Неточно выражаешься, — укоризненно поправляет его Кузьмич. — Мы отработали версию убийства с ограблением. И ее действительно можно отбросить. Но версия убийства, допустим, из ревности или мести осталась. Тут мы еще ничего не доказали. И осталась, конечно, версия самоубийства. А здесь, как тебе известно, есть такая статья, как доведение до самоубийства. Нет, милые мои, работы у нас еще с этим делом хватит, не бойтесь… — И он досадливо трет ладонью седой ежик волос на затылке. — Отчего эта девочка погибла, как погибла — все мы должны узнать до конца. И закон это требует, и совесть, между прочим, тоже. А поэтому надо думать. Сесть и думать, спокойно, не торопясь. А то у нас больше бегать любят, чем думать.

— Надо искать человека, которого Вера любила, вот что, — решительно говорю я — Ничего тут другого не придумаешь.

— Как зовут — не знаем, где живет — не знаем, кем работает — тоже не знаем, — уныло перечисляет Петя. — Даже как выглядит, и то толком не знаем. Фотография-то совсем мелкая.

— А теперь перечислим, что знаем, — усмехнувшись, предлагает Кузьмич. — Может, веселее чуток станет.

— Что знаем? — переспрашивает Петя. — Можно считать, что ничего не знаем.