Ссудный день - Чак Паланик

– Эти группы… – вещал Толботт, плюясь и брызгаясь дошираком, – всякие группы взаимопомощи – это новые церкви.

Традиционные места отправления культа превратились в театры лицемерия, куда ходят для демонстрации статуса и добродетелей. Истинная церковь – это место, куда люди могут прийти и без страха рассказать о худших своих сторонах. Не для бахвальства, не из гордыни. Те, кто посещает такие группы, приходят туда побежденными. Они приходят рассказать о своем поражении. О своих грехах и слабостях. Признавая ответственность за свои поступки, они чувствуют единство с товарищами по несчастью. Именно там, в неожиданных «церквях», в компании торчков и алкашей Уолтеру предстояло выбрать офицеров для своей армии. Толботт заявлял, что величайшие армии мира были уничтожены бездельем. Там, куда Уолтер пойдет искать соратников, люди без возможностей, без внешнего врага и битвы уже становятся жертвами самих себя.

Уолтер в точности передаст слова Толботта тем, кого изберет сам. А дальше эти люди распространят весть среди узкого круга товарищей. Если стоящий перед ним, квир, Уолтер должен прельстить его картинами Гейсии, где он будет жить среди себе подобных. Если белый – расписать ему будущие горизонты Государства Арийского. Если черный – обрисовать прекрасную Блэктопию, в которой ему больше не придется никому кланяться.

– Приведи мне этих жертв выученной беспомощности! – распорядился Толботт, срываясь на крик. – Эти плоды вывода производства в страны третьего мира! Отдай мне этих несчастных, замученных социокультурным многообразием…

Тут он снова начал впадать в беспамятство. Едва слышно он прошелестел:

– Я подпишу счет. Мир твой.

И вновь провалился в беспокойный сон, полный доисторических кошмаров.

* * *

Как гласила книга Толботта, прежде соединенные штаты всегда были общностью общностей. Гражданские округа. Профсоюзы. Ассоциации. Студенческие союзы и клубы по интересам. После Ссудного дня самодостаточные выжили. Те же, которые зависели от щедрот прекративших существование властей или от внимания исчезнувших средств массовой информации, – такие братства и альянсы ушли в историю.

Та же участь постигла и семьи.

Братья договорились вместе пообедать. Встретиться в последний раз. Над небольшой придорожной закусочной высился такой огромный билборд, что на его фоне закусочная казалась еще меньше. «ТОЛЬКО ДЛЯ БЕЛЫХ».

Братья устроились за столиком у окна. Сидя напротив друг друга, они будто смотрелись в зеркало: тот же нос, те же глаза, та же прическа, та же поза с локтями на столе, и только выражение лица у каждого свое.

Подошла официантка в длинном клетчатом платье и фартуке с рюшечками. Держа наготове ручку и блокнот, она перечисляла:

– Суп дня сегодня похлебка из белой фасоли «Паула Дин»… Рекомендация шефа – филе белой рыбы «Ричард Спенсер» и салат с белым куриным мясом «Лестер Мэддокс».

– Дайте нам минутку подумать, – попросил ее один из братьев, Эстебан.

– Нам для начала две «Паулы Дин», – распорядился второй, Хавьер.

Когда официантка ушла, Эстебан вытащил из кармана пиджака горсть небольших белых пакетиков. Прямоугольные подушечки размером со старорежимную кредитку, запаянные с четырех сторон. Эстебан бросил их на середину пустого стола. На пакетиках черным маркером были написаны буквы – на некоторых «м», на некоторых «с».

– Тебе нет нужды эмигрировать, – сказал Эстебан, кивая на пакетики.

Хавьер повертел пакетик в руке, сжимая между большим и указательным пальцем.

– С черного рынка, – пояснил Эстебан. – «С» значит «слюна». Надо выжать в рот перед анализом на определение расы. Проверенный в лаборатории чистейший европейский материал.

– А это? – Хавьер потыкал пальцем в пакетик с буквой «м».

– Моча. Тоже могут потребовать. Смотри не перепутай.

Хавьер поворошил горку пакетов. Следы маркера расплывались на их глянцевой поверхности.

– Корявый у тебя почерк, – заметил он.

Эстебан пропустил это мимо ушей.

– Оставайся у белых, тогда мы сможем видеться. У меня дипломатический паспорт. Как член первого клана я могу свободно посещать все три страны.

Хавьер вертел пакетики. Из музыкального автомата звучала веселенькая кантри-музыка. По шоссе за окнами в обе стороны ехали машины и запряженные лошадьми повозки, а дальше, по ту сторону дороги тянулись до самого горизонта поля краснокочанной капусты. Глядя туда, Хавьер спросил:

– Зачем ты это сделал?

Эстебан смотрел на пакетики со стершимися буквами. Отодвинул один в сторонку.

– Вот тут точно была «м». А вот тут «с». Наверное. – Он вдруг вскинул взгляд. – Ты не представляешь. – Он повысил голос. – Нации основывают на религии. На политических системах. То есть на абстрактных идеях. Почему бы не основать государство на такой реальной, фундаментальной характеристике, как сексуальная ориентация?

Хавьер воздержался от комментариев. На сиденье рядом с ним стояла спортивная сумка.

– Я помочь хотел, – объяснял ему Эстебан. – Создать такое пространство, где люди будут среди своих, в безопасности. Не чувствуя себя изгоями.

Зазвонил мобильник. Звук шел из пиджака Эстебана. Он выудил аппарат, глянул на экран и констатировал:

– Увы, дела государственные требуют моего внимания.

Он вылез из-за стола и ушел говорить на парковку.

– Две похлебки из белой фасоли? – уточнила официантка, поставив миски на стол перед Хавьером.

Она посмотрела в окно – туда, где Эстебан вел важный разговор по телефону. Горячие миски с дымящейся жижей разметали груду пакетиков, окончательно их перепутав.

– А я не могла его по телику видеть? – спросила официантка, не сводя глаз с Эстебана. – Какая-то важная птица? – И заговорщицки понизила голос: – Вы не в курсе, он женат?

Хавьер смотрел, как его брат раздает кому-то приказы – неслышные из-за стекла и шума дороги. Официантка никак не спешила уйти. Тогда он повернулся к ней и с нежной улыбкой спросил:

– А вы не в курсе, что музыка у вас отстойная?

И когда она еще только поворачивалась, чтобы в гневе удалиться, Хавьер уже рвал пакетики, не разбирая, «м» на них или «с». Оставшись с похлебкой Эстебана один на один, он увлеченно замешивал в нее проверенный в лаборатории чистейший европейский материал.

* * *

По Толботту, группы взаимопомощи стали церквями нынешней эры, и располагались они в помещениях старых церквей. Как христиане когда-то реквизировали храмы, посвященные Аполлону и Диане, так и местное отделение «Анонимных наркоманов», например, собиралось в подвале церкви Святого Стефана. В надземном святилище, омытом разноцветными лучами солнца сквозь витражи, собирались благочестивые граждане, дружно пели в нужной тональности и в унисон читали молитвы.