Семейное дело - Андрей Посняков

Иглы…

– Прощай, глупыш…

Крик. Вопль. Бруджа рыча бросается на несчастного Пихоцкого, и клыки вонзаются в плоть. Брызги крови. Ноздри Эльвиры раздуваются. Крик. Затихающий. Чавкающее рычание. Эльвире становится тепло. Ей нравится. Она ждёт, когда насытившийся, перепачканный кровью вампир придёт к ней…

Она хочет…

* * *

– Грабитель не очень хорошо получился, – посетовал Ройкин, придирчиво разглядывая файл на экранчике «зеркалки». – Лица почти не видно.

– Темно было, – объяснил Цыпа. – А я далеко стоял.

– Я понимаю.

– Но узнать его я смогу.

– На опознании? – оживился полицейский.

– Ага, – подтвердил Борис.

– Ты же далеко стоял.

– Это для фотоаппарата далеко, а для себя – нормально. Узнаю!

– Это хорошо. Это очень хорошо… – Дима прокрутил несколько кадров назад. – А это что за мужик?

– Тот самый, который ко мне во дворе подходил и за Ле… За Валерией Викторовной следить велел.

– Как же ты его снял?

– Как… – Цыпа довольно усмехнулся. – Он думал, что я от страха в штаны наложил и домой помчался, а я… Я, конечно, испугался, но потом подумал: какого хрена? Забежал в подъезд напротив и через окно его снял.

– Как сообразил только, – качнул головой Ройкин.

– Разозлился потому что, – скромно ответил Борис, который рассказал полицейскому далеко не всё. – Сначала перепугался, потом разозлился.

– Так и надо, – серьёзно произнёс Дима. – На такое нужно отвечать.

– Во-во…

– А вот камень ты напрасно утащил.

– Думаете?

– На самом деле думаю я иначе, но воровать всё равно нельзя, – усмехнулся полицейский.

– Это алмаз?

– Нет, конечно. – Ройкин ещё раз взвесил в ладони увесистый синий камень и вздохнул, понимая, что драгоценности настолько огромными не бывают. – К сожалению.

– А так хотелось бы…

Сейчас, конечно, Цыпа рассказывал о событиях прошлой и предыдущих ночей довольно спокойно, вспоминал подробности, пытался приукрасить себя, даже шутил иногда, но… Но всего несколько часов назад подросток был в совершенно ином состоянии, и Ройкину пришлось изрядно потрудиться, чтобы привести Бориса в чувство.

…Ужас.

Вот что это было.

Ужас, который поглотил его, как дракон, – с головой.

Убийство Эльвиры, забрызганная кровью машина, мёртвое и удивлённое лицо девушки – страшные картинки не были предназначены для глаз и психики подростка, шибанули Бориса наотмашь, и он бегом бросился домой, в квартиру, совершенно позабыв, что родители уехали на выходные и никто, никто не сможет его успокоить, приободрить, защитить… Парнишка инстинктивно бежал домой, и именно там его перехватил Ройкин.

«Эй, парень, поговорить надо!»

«Оставьте меня!»

Однако опытный полицейский молниеносно оценил состояние подростка и не оставил.

Следующие четверть часа прошли в уговорах, разговорах, утешениях и прочих умелых попытках погасить истерику, в которую впал Цыпа. В конце концов Ройкин справился. Услышал неожиданное: «Там, там Эльвиру убили!», спросил где, затем заставил Бориса проглотить таблетку, уложил на заднее сиденье своего «Форда» и отправился к дому Леры. Но ничего, кроме кучки разбитого автомобильного стекла, на проезжей части не нашёл. Покачал головой задумчиво, собрал осколки – на некоторых из них были видны следы крови – в конверт и вернулся к дому Цыпы. Уложил парня спать – как раз таблетка подействовала, – а сам изучил содержимое карты памяти его фотоаппарата, всё понял и утром приступил к расспросам.

Однако Борису тоже было о чём спросить.

– Почему вы меня ждали дома?

– Потому что видел тебя около музея.

– А я вас не видел.

– На это и был расчёт.

– Вы следили за мной? – испугался Цыпа.

– Много чести, – хмыкнул Ройкин. – Я следил за грабителем.

– Ух ты! По-настоящему?

– Ага.

– От самого его дома?

– От стройки, – поправил подростка полицейский. – Он на стройке работает.

– А как вы узнали, что он будет музей грабить?

– Я… – Откровенничать с подростком опер не мог. Точнее, не хотел, потому что объяснения могли затянуться.

Серия невозможных для тишайшего Озёрска смертей – убийство, самоубийство, снова убийство – вызвала у Ройкина вполне понятное подозрение. Но в отличие от коллег Дима не удовлетворился неожиданно появившимися объяснениями и результатами расследований, которые никуда не вели, а, тщательно всё обдумав, пришёл к выводу, что с прошлых, тишайших времён в тишайшем Озёрске изменилось лишь одно – началась грандиозная стройка в графской усадьбе. И именно на ней появился наиболее подходящий на роль убийцы персонаж – татуированный с ног до головы бывший зэк Левый, Сигизмунд Феоклистович, и именно за ним отправился тайно следить Ройкин, сообщив всем, и даже Лере, что собирается на охоту.

Слежка увенчалась успехом: полицейский стал свидетелем ограбления, однако взять господина Левого с поличным у Димы не получилось. Во-первых, Сигизмунд ушёл другим, мягко говоря, неожиданным путём, а во‑вторых, помешали устроившие шум педагоги, показываться которым Ройкин не хотел.

Не потому что стеснялся, разумеется. Просто он собирался до последнего хранить своё частное расследование в тайне, и… И было, конечно, кое-что ещё.

То, как Сигизмунд Феоклистович Левый проник в музей. Первоначально полицейский вообще решил, что бывший зэк прошёл сквозь стену, потом убедил себя, что подобное невозможно, но сбивчивый рассказ перепуганного Цыпы пробудил ушедшие было подозрения.

– Ты помнишь, что мы вчера ездили к дому Валерии Викторовны?

– Помню, – помрачнел Цыпа.

– А помнишь, что мы там ничего не нашли?

– Что?

– «Мерседеса» расстрелянного нет, тела Эльвиры нет, и в сводках полиции ничего нет. – Ройкин помолчал.

– Я видел! – вскинулся подросток.

– Я верю.

– Правда?

– Да.

– Почему?

– Потому что нашёл там разбитое автомобильное стекло, – спокойно объяснил Дима. – Машины не было, но разбитое стекло присутствовало.

– То есть…

– То есть этого не хватит для начала расследования.

– Я видел!

С одной стороны, в исчезновении трупа и расстрелянной машины нет ничего странного: подъехали дружки и увезли. Зачем? Сейчас не важно, да и мало ли какие у них были резоны. Однако вкупе со странным проникновением Левого в музей картина складывалась непонятная. Загадочная.