Королевский путь - Виктория Холт

— Ах! — воскликнула Флем. — Да вы дурной человек!

Шателяр бросился на колени перед королевой.

— Мадам, я молю вас о прощении. Я был в отчаянии. Безумие охватило меня. Я был отравлен Вашей красотой. Я не знаю, что толкнуло меня на такой поступок. Я не могу представить…

— А я могу, — произнесла практичная Битон.

— Битон, помолчи, — сказала Мария. — Пусть он сам говорит. Так что у вас была за цель, месье де Шателяр?

— Мадам, я хотел прочесть для вас поэму. Я написал ее… но это только для вас…

Девушки начали смеяться.

— Опасное это дело, месье, — сказала Флем, — читать поэмы.

— Ну и где же поэма? — спросила Мария. — Дайте-ка ее сюда.

— Мадам… я был так взволнован, что оставил ее в своей комнате.

Флем и Ливи затряслись от смеха.

— Да вы, оказывается, нахал! — сказала королева, но голос ее прервался от смеха.

Это приключение было тем, что частенько происходило при французском Дворе. Казалось, что они снова дома.

Битон сказала:

— Ну что, позовем графа Меррейского, чтобы заковать этого человека в цепи, Ваше Величество?

Шателяр произнес:

— Закуйте меня в цепи… это не имеет значения… Меня держат цепи более крепкие… цепи безнадежной страсти.

— Выгоните его, — приказала Мария.

Четыре девушки стали выталкивать Пьера из комнаты.

— Месье де Шателяр, я найду какое-нибудь наказание для вас. Вы обвиняетесь в чудовищной неучтивости.

— Мадам, накажите меня, как вам угодно. Вздерните меня на дыбу… Рвите из меня куски раскаленными щипцами… но не лишайте меня возможности видеть вас!

— Дыба настроила бы вас немножко на иной лад, — сурово произнесла Битон. — Ступайте. Вы смущаете королеву. А что, если бы вы увидели?..

— Мадам! Простите меня! Без вашей улыбки я буду как мертвый.

Его вытолкали в коридор, и дверь захлопнулась. Битон, охваченная смехом, стояла, прислонившись к двери, а остальные смеялись вместе с ней.

— Тем не менее, — сказала Битон, — это большая неучтивость. А что, если бы Ваше Величество были одни?

— Ты думаешь, я не постояла бы за себя?

— Ну я не сомневаюсь в том, что вы защитили бы себя. Однако такие новости будут очень приятны ушам господина Нокса.

— Как вы накажете его? — спросила Ливи.

— Как можно наказывать людей, если от любви они становятся дерзкими? Он принес кусочек Франции на наш старый суровый Двор. Давайте увидим за его грехами именно это. Я завтра с ним строго поговорю. Этого будет вполне достаточно.

* * *

А в это время при Дворе разразился скандал и к сожалению, о нем узнали за его пределами. Джон Нокс услышал об этом с величайшим удовольствием и вновь завопил с кафедры, призывая жителей Эдинбурга обратить внимание на плоды правления кокотки.

Одна из несовершеннолетних служанок королевы была совращена королевским аптекарем из Франции.

— И оба они — слуги королевы! — орал в восторге Нокс. — Разве это не говорит само за себя? Зло бродит за стенами Холирудского замка! Какие пирушки заманивают сатану! И теперь на очереди разврат, братья мои! Женщины, переодетые мужчинами… мужчины, выглядящие как женщины… Что может быть лучше, чтобы возбудить похоть? Их зазывает сатана! Слуги идут за своими господами по дороге в ад!

Эта служанка родила ребенка и с помощью своего любовника держала все в секрете. Ребенок родился в отхожем месте и был умерщвлен. Его тельце нашли, и служанка, будучи обвиненной, раскрыла тайну, рассказав всю историю. Она и любовник поплатились за убийство и были повешены.

Джон Нокс присутствовал при казни и не упустил возможности привлечь внимание людей к жизни при Дворе. Он обвинил королеву в совращении служанки и в убийстве новорожденного младенца. Аптекарь был француз. Он принадлежал к нации, пленившей воображение Нокса. Королева была наполовину француженкой по происхождению и абсолютной француженкой по своим манерам. Пусть люди видят, какой разврат, какое зло принесла в страну их королева. Пусть люди поймут, насколько бы они были счастливее без нее!

— Должна ли я терпеть неистовство этого человека? — спрашивала Мария.

Но обращалась она не к Джимми, как прежде, а к Давиду.

Слова Давида прозвучали утешительно.

— Пока да, Мадам. Но пусть вас это не пугает. Мы с вами решим, как немного «подрезать крылья» этому человеку. Мы сделаем народ Шотландии свободным и счастливым, а Ваше Величество — королевой, но не на словах, а на деле.

— Но как? — спросила Мария.

— Мы найдем способ, Мадам. Возможно, мы сможем это сделать через Ваш брак с могущественным принцем-католиком, как вы сами. Но, Мадам, прежде всего: терпение и осторожность!

— Вы правы, Давид… Давид, милый, вы знаете, я хочу, чтобы вы взяли это кольцо.

— Но, Мадам, это слишком дорогая вещь.

— Да как вы можете говорить такое после всего, что сделали для меня? Я обещаю, когда-то я сделаю так, что вас не будут больше звать vale de chamber, и даже просто Давид-певец. Вы станете моим главным советником, Давид, по всем вопросам… Он поклонился, и его громадные сияющие глаза скользнули с ее лица на сапфир подаренного кольца…

* * *

Несколькими днями позже Мария отправилась из Холируда в монастырь Святого Андрея. Двор, среди которого был и Пьер де Шателяр, остановился на ночь в Бернисленде.

С того дня, как Шателяра нашли в кабинете королевы, его бросало то в жар, то в холод от волнения. Он проклинал свое невезение. Он был уверен, что не потребуй Мария эту чертову меховую накидку, ему бы определенно повезло; они могли бы уже быть любовниками. Конечно, перед своими служанками она лишь делала вид, что сердится, а на самом деле в ней не было и тени гнева. В тот вечер они расценили это происшествие как шутку. Шутка! А ведь он совсем не шутил.

Мария с большим трудом отчитала его, что, конечно, означает, что ожидает продолжения… В этот раз он все устроит лучше, и не позднее утра он станет ее любовником.

В этот вечер у него была возможность спрятаться получше. Когда Мария уединилась с братом и государственным секретарем Мэйтлендом, он тихо пробрался в ту спальню, где она должна была спать этой ночью. Он обследовал кровать и с ликованием открыл, что там полно места, где спрятаться. Жаль только, что при нем шпага и кинжал, и их было сложно пристроить под кроватью, но он хотел предстать перед Марией во всем великолепии.

Он долго лежал под кроватью в неудобной позе, как вдруг он услыхал голоса входящих в спальню Марии и ее двух служанок.

— Я устала, — сказала Мария. — Флем, иди сюда и помоги мне лечь. Я так замерзла…

— Господи, какая ужасная головная боль, — сказала Мария, когда Ливи сняла с нее головной убор. — Как же все-таки холодно… Скорей бы лето…