Хранитель - Сара Ланган

Голоса продолжали говорить. Они были всегда обращены к ней.

1994

Дождь, шедший неделю, недавно закончился. В этом году он показался особенно сильным. Конечно, было и хлеще. Например, в семьдесят девятом году, вспоминал Тэд Мэрли. Фабричную трубу тогда затопило, и город оказался на несколько дней заблокирован. Но сейчас, как и всегда, дождь прекратился, снег растаял, и почва была вполне плодородна.

Вечер был приятным, немного сырым. Слой серных выделений от фабрики висел низко в воздухе, будто одеяло между землей и звездами. Воткнув лопату в мягкую грязь, Тэд Мэрли приступил к работе. Кое-где уже пробивались сорняки, но они не помешают вырасти шпинату и помидорам. Он-то знал, как заставить их расти: дело было не в благородных латинских названиях, не в воде, солнце или почве, а в сильном внутреннем инстинкте. В этом году его сад расцветет.

Тэд был маленького роста, худощавый, что визуально создавало впечатление долговязости. Отложив лопату, он взял в руки горсть земли. Как всегда после дождя, она пахла свежестью, началом жизни. Он с удовольствием помял ее между пальцами.

Шло время. На небе появились звезды. Он включил фонарь и начал осматривать почву под ногами, думая, что, были б деньги, он обязательно стал бы фермером — чтобы работать целыми днями в поле ради чего-то своего. Выращивать, к примеру, кукурузу! Такую высокую, что за ней не разглядишь собственного дома. Ночью он спал бы вместе с животными. Покормит любимых свинюшек помоями и ляжет с ними рядом. И никогда не вернется назад. Будет наблюдать за семьей с безопасного расстояния.

Когда-то, много лет назад, Тэд мечтал вырваться. Сидя на крыльце дядиного дома, он любовался звездами и строил планы, как однажды уедет и сможет везде-везде побывать. Но потом ему встретилась Мэри, которая хотела навсегда обосноваться в одном месте. Работая то в баре «У Монти», то на фабрике, он накопил достаточно денег для уплаты первого взноса за дом. Честно говоря, он не был уверен в своей любви к Мэри, но зато мог спокойно забыть о смелых мечтах.

Отвлекшись от воспоминаний, Тэд вернулся в дом, соорудил себе сандвич и, усевшись у черно-белого «Зенита», включил уже почти закончившийся бейсбольный матч между «Редсокс» и «Милуоки». Последние выигрывали. Он пытался сосредоточиться на игре, но не мог.

Сделав звук тише, он стал внимательно прислушиваться. Затем открыл банку с пивом, потом вторую, третью… Тэд пил, чтобы подбодрить себя и создать повод. Он столько раз проделывал этот путь, что в воздухе уже смердело воспоминаниями. Он поднимался по лестнице, обещая себе, что сейчас же пойдет спать, но прежде заглянул в комнату к девочкам. Просто проверить — в конце концов, они его дочери.

Элизабет ворочалась. Отец никогда ее не трогал и не будет. Он взглянул на вторую, Сюзан. Надо же, одиннадцать лет. При этих мыслях на его лице появлялась гримаса. Она выглядела намного старше своего возраста… но нет, он больше никогда не тронет ее.

Он погладил Элизабет по плечу. Какое прелестное маленькое создание. Тихое. Внешне очень похожее на него. Он наклонился к повернувшейся во сне малышке и, поцеловав ее в лоб, провел рукой по одеялу, по изгибу узких бедер.

Находиться рядом с Лиз было очень легко: она его не возбуждала. Тэд думал о ней на работе; целый день собирал разные истории, чтобы вечером позабавить дочурку. Он ни за что на свете не оставит семью, как его отец. Не позволит Элизабет пропасть. Рука опустилась ниже. Он легонько сжал маленькую пухлую ножку. Ее дыхание дрогнуло. Кажется, не спит, подумал Тэд и рассердился, что она притворяется. Собственного отца испугалась, что ли? Он надавил сильнее.

В этот момент Сюзан встала со своей постели и расстегнула верхние пуговицы на ночной рубашке, из-под которой виднелась плоская грудь. Однажды она станет полной и мягкой. Сюзан убрала его руку от Элизабет. Их пальцы переплелись. Странная она была девочка. Дерзкая, строптивая, как он сам.

Сюзан вывела отца из комнаты, и они пошли в прохладный подвал, где на полу оставался еще полудюймовый слой воды, хотя Тэд вычерпал большую часть. Зашумел котел. Их лица были совсем близко, и он жестом приказал ей повернуться, чтобы она не могла его видеть — он же не злодей все-таки. А Сюзан, должно быть, любила его безмерно, раз хранила такую тайну.

Она не шелохнулась. Край длинной ночнушки красиво расплылся по мокрому полу, словно розовый цветок. В отражении ее глаз перед ним стоял человек, старевший с каждым днем. Худой, чахлый, слишком увлекавшийся спиртным и не питавший любви ни к своему прошлому, ни к будущему. Он заплакал.

— О, Сюзан…

Приподняв ее подбородок, он увидел, что дочь была так же несчастлива. Его тихая, грустная девочка. Все будет хорошо. Он поцеловал ее в губы. Нежно — как и всегда. Затем стянул ее хлопковые трусики вниз, к лодыжкам, повернул Сюзан против пильных козел и начал. Подошвы ботинок шлепались о воду, и внезапно Тэд почувствовал печаль, оттого что дождь, как бы сильно ни лил каждый год, не мог очистить ни его, ни ее. И вот они были здесь. Он — в ней, стоя на мокром полу.

Он никогда не пробирался слишком глубоко, не хотел сделать ей больно. Но в этот раз все изменилось. Она правда думала, что он собирается обидеть Элизабет? Как ей только в голову могло прийти? Тэд толкнул. Вода плескалась в ритм, разбрызгиваясь на стены, кружась на полу. Громко стучал котел, и на секунду ему показалось, что дом разгневался на него за то, что он делал.

Когда все кончилось, и Сюзан повернулась, он увидел, что из нее течет кровь. Из нижней губы тоже — она закусила ее, видимо, удерживая себя от того, чтобы не заплакать или не выкрикнуть его имя. Он начал вытирать слезы, усыпая поцелуями ее щеки.

Когда Мэри вернулась домой, Тэд сказал, что они с Сюзан упорно трудились над книжным шкафом, который он уже полгода хотел собрать. Но перед ее приходом, одеваясь, Сюзан ясно дала понять отцу:

— Тронешь Элизабет — я никому не скажу. Просто убью тебя.

Она произнесла это тихо и очень спокойно, со свежей кровью на губах, что только прибавило ей очарования, и он знал — дочь не шутит.

Позже ему выпадет шанс испытать неистовый гнев от ее предательства и невоплощенных намерений создать счастливую семейную жизнь. Но пока он чувствовал только страх, наблюдая, как Сюзан целует на ночь маму, зло улыбаясь ему и смотря знающими, жестокими глазами. Он боялся, пытаясь понять, что же на самом деле сотворил. И была ли это целиком его вина.

1994

Однажды ночью Лиз спустилась по лестнице в то место, куда папа с Сюзан постоянно ходили в отсутствие мамы. Что же они там делали? Может быть, рассказывали друг другу истории или играли в шашки, не разрешенные шестилетним детям? Шлифовали песком книжный шкаф, который отец все никак не построит? Мыли полы, готовя маме сюрприз? Хотя Лиз никто не говорил, но она точно знала: у них был какой-то секрет. Тайна, от которой изменился воздух, атмосфера в доме; крыша, дверь и створки — все выглядело как одно большое озлобленное лицо. По ночам она задавала себе вопрос: почему не я? Папа что, любит ее больше? Вряд ли. Сюзан вообще была странная: знала все наперед, прежде чем ты успеешь сказать или сделать. Она легко предугадывала папино настроение, когда он хотел посидеть в своем любимом кресле один. Знала, через сколько секунд тетя из «Олсенс Дайнер» восторженно бросится к ним трепать по щечкам. Сюзан даже было известно про куклу Барби, которую Лиз для сохранности положила в багажник их «шевроле», а потом забыла. Мама твердила, что это особый талант, дарованный Богом умнице Сюзан, но Лиз была уверена, что ее сестра — чужеземка, будто из Канады.