Украинско-российские взаимоотношения в 1917–1924 гг. Обрушение старого и обретение нового. Том 1 - Валерий Федорович Солдатенко

начали обстрел с тыла. Дальше было такое: штаб никаких приказов не шлет, патронов и оружия бойцам не присылает. Все патроны израсходованы. Единственная пушка, которой располагали юнкера, замолчала, выпустив последнюю шрапнель. Пришлось посылать кого-то на станцию искать командира и штаб (судя по всему в редакции «Новой Рады», руководстве УПСФ, знали настоящие имена командира – «капитан Т.» и состав штаба – «два брата Б.», однако по каким-то соображениям не стали широко обнародовать данные, которые со временем остались невыясненными. – В. С.). Их на станции уже не было. Они отправились за своим поездом, не сообщив своему войску, не послав ему никакого приказа, а бросились отъезжать так, что забыли отцепить от своего поезда вагоны с оснащением к пушкам и патронами, и увезли их. Наших солдат россияне окружили и перебили»[486].

Итак, какими бы героическими ни были действия защитников малоизвестной до того железнодорожной станции, они изначально не имели никакого шанса на успех, тем более – на перелом общей ситуации на фронте. Поэтому под конец дня Круты были уже в руках большевиков[487], а путь на Киев, где началось восстание рабочих против Центральной Рады, был открыт.

Позже много писалось, с одной стороны, о кровопролитности боя, неоднократных атаках моряков, отличавшихся неслыханной жестокостью, и то, что их мужественно сдерживали «полудети» (Д. И. Дорошенко), которые, якобы, еще и бросались в контратаки. А с другой – об отсутствии у студентов патронов да и элементарного умения стрелять (многие из них получили в руки винтовки непосредственно накануне боя), о том, что юношам было крайне неудобно в неуклюжих битых валенках, в которые их второпях обули, хотя склады Первой украинской военной школы (бывшего Константиновского юнкерского училища) «ломились» от новеньких сапог и т. п. Все же студентам каким-то чудом удалось отойти с позиции в открытое поле (1 км от станции) и ожидавшим эшелоном отъехать в сторону Киева. Организованному осуществлению последней операции помогло то, что юноши заблаговременно разобрали железнодорожные пути и «оторвались» от преследователей[488].

Возможно, закреплению в публикациях очевидных преувеличений в какой-то мере способствовало и то, что амбициозный М. А. Муравьев стремился показать своему начальству собственные особые заслуги в борьбе за новую власть и в донесениях Главнокомандующему войсками по борьбе с контрреволюцией на Юге России В. А. Антонову-Овсиенко явно «приукрашивал» жестокость единственного боя, который пришлось дать советским войскам на пути в Киев, умышленно завышал силу сопротивления врага, использовал в донесениях даже нелепицы. «После двухдневного боя, – сообщал он, – первая революционная армия Егорова при поддержке второй армии Берзина возле ст. Круты разбила контрреволюционные войска Рады, руководимые самим Петлюрой. Петроградская красная гвардия, Выборгская и Московская гвардии вынесли почти одни весь бой на своих плечах. Петлюра во время боя пустил поезда с безоружными солдатами с фронта навстречу революционным войскам, которые наступали, и открыл по несчастным артиллерийский огонь. Войска Рады состояли из батальонов офицеров, юнкеров и студентов, которые кроме зверств, совершенных в отношении солдат, возвращавшихся с фронта, избивали сестер милосердия, попавших в их руки. Иду на Киев. Крестьяне восторженно встречают революционные войска»[489].

Из очевидных неточностей документа следует обратить внимание не столько на то, что под Крутами не было С. В. Петлюры и упомянутых в донесении действий он, естественно, не мог совершить, сколько на утверждение, что в войсках Центральной Рады были «батальоны офицеров». Наверное, за офицеров в данном случае были приняты юнкера (впрочем, о них упоминается и отдельно), хотя в последующем офицерам такие представления о вражеском лагере «укротителя Киева» будут стоить очень дорого.

Впрочем, стремиться к опровержению любых обоюдных неточностей, рафинированию деталей не так уж важно. Общих представлений о расстановке сил в районе боя, как и о стратегическом положении УНР, достаточно, чтобы понять абсолютную детерминированность конечного исхода. Просто лишнее «копание» в фактах похоже на желание усомниться в высоком героизме и патриотическом самопожертвовании юных борцов за идею, преданных защитников национального дела.

С. В. Петлюра, находившийся в тот день утром на ст. Бобрик, получив сообщение и подробный доклад о бое под Крутами, решил, что бóльшая опасность УНР исходит от восставших арсенальцев и, не долго раздумывая, направил свой отряд в Киев, приказав студентам возвращаться в Дарницу[490].

И по сей день существует значительный разнобой в определении не только масштабности боя под Крутами, его продолжительности, степени жестокости, но и, главное – количества жертв.

Так, Д. И. Дорошенко приводит в поименном перечне лишь 11 фамилий погибших студентов, хотя пишет, что в первый день (т. е. 16 января) была уничтожена часть куреня, а на другой день были расстреляны 27 пленных, над которыми дико издевались. Они входили в разведывательную чету, которая отошла в Круты в тот момент, когда станцией уже овладели красные. Восьмерых раненых отправили в Харьков, где ими никто не заинтересовался, и они исчезли из госпиталей, куда их устроили на лечение. В Киев на перезахоронение вроде было привезено «несколько десятков изувеченных трупов»[491].

В последнем предметном исследовании называется 25 имен студентов и гимназистов, погибших в бою под Крутами и перезахороненных в Киеве на кладбище «Аскольдова могила»[492].

Эти данные требуют определенного уточнения. В день перезахоронения в одном из наиболее осведомленных в то время периодических изданий – «Киевской мысли» было помещено сообщение:

«Похороны студентов-казаков

Сегодня, 19 марта, состоятся похороны 28 казаков-студентов сечевого куреня, погибших при с. Круты. Из убитых опознаны студенты университета св. Владимира:

Владимир Шульгин,

Божко-Божинский,

Попович Александр,

Андриев,

Дмитренко;

студенты украинского народного университета:

Исидор Курик,

Александр Шерстюк,

Емельченко (сотник куреня),

Вороженко-Колончук,

Головощук,

Чижов,

Кирик;

гимназисты укр[аинской] гимн[азии]:

Андрей Соколовский,

М. Ганькевич,

Евгений Тернавский,

Пипский и Гнаткевич.

Президиум центрального представительного органа студентов университета постановил призвать студентов принять участие в похоронах.

Тела погибших прибудут на пассажирский вокзал, откуда в 2 ч. д. похоронная процессия направится мимо Владимирского собора на Аскольдову могилу»[493].

В списке названо 17 имен.

В тот же день в газете «Нова Рада» также было опубликовано аналогичное объявление, и также с перечислением 17 имен[494]. Правда, одну фамилию сопровождает знак вопроса. Это Гнаткевич. Есть и разночтения «Курик» – «Пурік», «Вороженко-Колончук» – «Борозенко-Конончук», «Головощук» – «Головащук», «Кирик» – «Сірик». Несовпадения в написании имен, скорее всего, являются следствием технических ошибок, репортерской поспешности.

Результаты 40-летнего документального исследования вопроса вошли в книгу С. Збаражского «Крути. В 40-ліття великого чину 29 січня 1918 – 29 січня 1958», вышедшую в 1958 г. в Мюнхене и Нью-Йорке в издательстве «Путь молодежи». Книга открывается таким мартирологом:

«Погибли под Крутами:

Сотник Омельченко – командир Студенческого Куреня, студент Украинского Народного Университета в Киеве.

Владимир Яковлевич Шульгин, Лука Григорьевич Дмитренко, Николай Лизогуб, Александр Попович, Андреев, Божко-Божинский –