Имам Шамиль - Шапи Казиев

Общественное устройство адыгов являло чрезвычайно пеструю картину, напоминавшую состояние Дагестана до начала деятельности имамов. Разобщенность племен усугублялась отсутствием единой веры и государственных образований. В быту же каждое общество руководствовалось своими древними традициями. Общим для всех признавался лишь древний кодекс чести «Адыгэ хабзэ».

Простой люд, на который рассчитывал опереться молодой наиб по примеру своего имама, имел об исламе весьма приблизительные представления. Духовные лица не имели достаточного влияния.

Мусульманами считалась некоторая часть знати, видевшая в исламской Турции своего покровителя и связанная с верхушкой Османской империи родственными узами.

Султаны и высокие турецкие сановники часто женились на черкешенках, которые считались на Востоке эталоном красоты. Бытовала даже поговорка, что капля крови черкешенки облагораживает целое поколение. Не избежал искушения и сам Магомед, женившийся позже на сестре темиргоевского князя.

Выходило, что наибу Шамиля нужно было объединить и поднять на борьбу далеких от шариата крестьян, а противилась этому феодальная знать, формально считавшаяся мусульманской, но не желавшая лишаться привилегий и делить с кем-либо власть.

Эту дилемму Магомед разрешил радикальным и весьма благочестивым образом. Так, как сделал бы это сам Шамиль.

Объявив абадзехам, что мусульмане не могут быть рабами или крепостными, он указал им простой путь к освобождению от феодальной зависимости. Распространение ислама и введение шариата повлекли за собой единение части племен, к которому адыги были давно готовы. Создав таким образом подобие Имамата Шамиля, Магомед провел и необходимые реформы управления краем, опираясь на демократические традиции общин и уравнивая в правах богатого и бедного. Черкесию он разделил на округа с административными центрами — мехкеме. Обычно это были укрепленные аулы с мечетью, шариатским судом, тюрьмой и небольшим гарнизоном. Начальников мехкеме Магомед назначал сам, а в совет, наделенный административной и судебной властью, входили муфтий, ученые кадии и старшины местных племен.

Во главе своих ближайших сподвижников Магомед объездил всю Черкесию, освобождая народ и перебежчиков, отдавая бывшим рабам землю их прежних господ и по справедливости наказывая виноватых.

Став тенью имама в Черкесии, он не уставал повторять, что действует от имени Шамиля, за что и получил от имама дополнение к своему имени — Амин (Верный).

Через несколько лет Магомед-Амин сделался всеобщим любимцем, законодателем и предводителем сильного войска, организованного по примеру армии Имамата.

Воздерживаясь до поры от больших битв, он предпринимал небольшие походы против царских укреплений и отступников и на первых порах имел полный успех.

Растерявшаяся знать ничего не сумела противопоставить мощному народному движению. Часть князей приняла сторону Магомед-Амина, другая пыталась противопоставить ему князя Зан-оглы Сефер-бея, опиравшегося на поддержку Порты, которая вовсе не желала усиления наиба Шамиля. В случае успеха последнего у Порты оставалось бы мало шансов на владычество над Черкесией.

Сефер-бей уже четверть века жил в Турции, но былая слава и поддержка некоторых турецких сановников позволили ему получить от Порты пост генерал-губернатора Черкесии. В помощь Сефер-бею были приданы несколько турецких советников. Впрочем, ни Порте, ни Черкесии это пользы не принесло. Напротив, водворение на мифический престол представителя старой аристократии, не имевшего достаточного авторитета, вызвало недовольство и привело к опасности раскола там, где впервые за все времена создавался единый союз равноправных народов с явными признаками государственности.

Сефер-бей обещал Порте грандиозные победы и захват Тифлиса, но в реальности оказался не способным ни на какие серьезные действия и больше был занят интригами против Магомед-Амина и коммерцией. «Вместо того чтобы быть предводителем народа,— писал уже после начала Крымской войны Т. Лапинский,— Сефер-паша и его штаб сделались торговыми маклерами между абазами и английскими и французскими купцами, которые скупали вдоль берега, особенно в Анапе и Суджуке, продукты для войск, осаждавших Севастополь».

Реальная власть в горах по-прежнему принадлежала наибу Шамиля, который энергично расширял свое влияние среди адыгов и стремился объединить Черкесию с Имаматом.

В письме к Шамилю Магомед-Амин сообщал: «…Когда я прибыл управляющим этих вилайатов, то все подчинились мне, принесли клятву повиновения. …Затем те, которые подчинились по принуждению, образовали независимую группу, нарушив свою клятву, и когда мы однажды приблизились к одной из новых русских крепостей, ополчились против меня. Рассеялись мои спутники. Они намеревались меня отстранить от дел; они хотели посадить меня в каком-нибудь местечке вилайата без дела. …Я потерял уверенность в себе! Они сожгли мою усадьбу, но я им ни в чем не уступил. Я повторял настойчиво: „Мне достаточен Аллах и Его благоденствие“. …И люди вернулись ко мне после того как они были против меня. …Мы спалили дома отступников, убили некоторых, некоторых заключили в тюрьму, а некоторых избили. Собрав отряд, мы поднимались даже четырежды в горы, где однажды мы истребили 60 ренегатов „магов“, мы их захватили в плен, предали огню их „обнаженных“ идолов. …С помощью огромной благодати вашей и благодати наших накшбандийских шейхов число наших сторонников — их число Аллах лучше знает — достигло 200 тысяч, а размер их территории — территория, заключенная между Анапой, Сухумом и Карачаем.

Мы обновили их суды, создали около 14 комендатур, восстановили разрушенные мечети.

…Чтобы охватить все то, что произошло здесь, нужно написать толстые тома, однако пусть это не покажется самовосхвалением.

…Затем я отправил посланцев в Стамбул в прошлом году, и они возвратились ко мне с доброй вестью. С одним из них пришли три больших парохода, наполненные порохом и свинцом. Пришли также письма от Высочайшего с пожеланиями и симпатией, но без новых указаний. Затем проклятый начал захватывать крепости, и до дня написания этого письма взятых им крепостей уже насчитывается двадцать. Среди них Сухум, одна большая в центре шапсугов, две крепости в Лабе. Остальные все на берегу моря. Их названия не находят соответствия в нашем языке, поэтому я не стал их упоминать здесь».

Письмо было скреплено печатью с надписью «Кто потерпит, победит. Раб возвещающий Мухаммадамин».

Скоро уже и Порта сочла необходимым вести дела с Магомед-Амином. Тем более что к этому ее подталкивала Англия, откликаясь на горячие просьбы польского правительства в изгнании.

Позже Чарторыйский сумел организовать несколько десантов в Черкесию. Когда к Магомед-Амину прибыли польские военные специалисты с партией оружия, их уже ждал здесь целый отряд беглых поляков.

Дело шло к тому, что Магомед-Амин мог вскоре открыть на северо-западе Кавказа второй фронт.

В конце марта 1849 года Аргутинский вернулся в свою главную резиденцию — Темир-Хан-Шуру, чтобы отдохнуть и залечить рану, полученную под Салта. Он был человек немногословный, но среди веселья по случаю успешного завершения военной кампании несколько расслабился и дал волю чувствам. Награждая своих героев, он позволил себе нелестно отозваться о шамилевских наибах, а Хаджи-Мурада и вовсе выставил трусом.