Дарители. Книга 5. Сердце бури - Екатерина Соболь

Сердце волшебства, сгусток чистой жизни, давало каждому чуть больше этой силы, чем положено иметь человеческому существу, но, используя свой дар, создавая что-то прекрасное, люди расплачивались и возвращали долг. Вот так и устроено королевство мудрого Барса: ты больше отдаешь, но больше и получаешь.

Дар Генри способен пополнять свои запасы жизни за счет других, дар Эдварда, наоборот, отдает другим из своего запаса. Все на свете – одно и то же, это золотое сияние бесконечно отдают и забирают, так и живет королевство.

А значит, можно сделать только одно. Генри закрыл глаза, пытаясь найти мир волшебства, нащупать его во тьме. Огонь мог краешком, чуть-чуть заглядывать туда, но сейчас Генри нужен был не краешек, а самое сердце этого золотого места. Глазами его не найдешь, но Генри давно уже избавился от иллюзии, что говорить можно только с теми, кого видишь глазами.

«Помоги мне, – отчаянно подумал Генри, обращаясь к самому волшебству, к чистой жизни, созданной из тысяч самых лучших жизней, из плодов самых лучших даров, из любви и доброты; к месту, где ни личности, ни время, ни желания больше не имели значения. – Перси сказал, что сила мертвых сделала его Барсом, но это же все одно и то же: сила мертвых, сила жизни, сила волшебства. Пожалуйста, дай мне немного, чтобы я мог спасти Хью и королевство».

Ответа не было. Генри не знал, как этот ответ должен выглядеть, но он каждой клеткой чувствовал, что его нет, и бессильно разрыдался, лежа на земле.

«Я же умираю, – подумал он. – Странник никогда не ошибается: я здесь умру, я уже почти твой, я почти часть тебя, и ты меня точно слышишь, так помоги мне. Я знаю: все заканчивается, мои возможности заканчиваются, они исчерпаны, только одна осталась. Пожалуйста, на пять минут одолжи, а потом я все верну обратно, ты же видишь меня, видишь, что я говорю правду! Мне ничего не нужно, ничего, кроме этого. Мы все – и есть ты, королевство – и есть ты, так спаси его! Я знаю, что это против правил, знаю, что так не делают, но я верну все, все до последней капли».

И тогда Генри почувствовал: теплое золотое сияние влилось в каждую его клетку. Огонь восхищенно замер, он никогда еще не был таким сильным, таким могущественным и спокойным. Генри медленно выдохнул и поднялся. Пятно голубого неба над головой, круглое, как крышка, уже почти растаяло.

Генри обошел скамейку и остановился перед Хью, который продолжал без выражения смотреть на небо. Тот перевел на Генри взгляд своих золотых глаз и изменился в лице: он увидел. Взгляд существа лихорадочно заметался, оно пыталось сообразить, как избавиться от того, кто теперь равен ему по силе. Генри опустился на одно колено, чтобы не нависать, и протянул Хью правую руку. Он никогда в жизни не чувствовал себя так глубоко в сердце бури.

– Давай, Хью, – тихо сказал он. – Я обещал, что мы будем вместе до конца. Я же обещал, что не подведу, и я здесь. Отпусти ее. Давай, ты можешь. Отпусти.

Генри улыбнулся ему, как другу, потому что в каком-то безумном смысле они и правда стали друзьями, и каждый из них понимал другого, как никто. Золотая дымка продолжала со всех сторон втягиваться в Хью, но тут у него дернулась голова, а потом глаза стали совершенно чистыми, его собственными. Голубое небо над головой погасло окончательно, и все стало серым.

– Ты не один, – спокойно сказал Генри. – Мы вместе. Возьми меня за руку.

Хью медленно выдохнул, глядя на него, и медленно сжал его ладонь. И тогда Генри мысленно сказал то, что огонь в глубине души всегда мечтал услышать: «Можно. Возьми все, я тебя отпускаю. Ты свободен». А потом прибавил то, что огонь услышать даже не мечтал: «Спасибо тебе. Веселое было путешествие, да?»

«Прощай, хозяин», – сказал огонь и мягко погладил его изнутри.

А потом весь скользнул в правую руку и вцепился в силу Хью. Она была огромной, но огонь был создан для этого, он вливал ее в себя, одновременно покидая тело, и последней его связной мыслью было: «Ух ты». Генри улыбнулся, но улыбки на губах не почувствовал, он вообще чувствовал тело все меньше, словно оно немело. Зато размытая золотая фигура, покинувшая его тело, становилась все больше. Ее сияющие руки стискивали ладонь Хью и тянули в себя его силу, темную, как старое золото, но сам огонь оставался чистым и ярким, – и сила Хью постепенно светлела, смешиваясь с ним.

«У нас ведь каждая капля крови одна на двоих, верно? Сила связана с самой жизнью, их нельзя разделить, – сказал Генри огню на пепелище своего дома. – Но если я отдам свою силу, то есть тебя, вместе с жизнью, и Хью сделает то же самое, то вы сольетесь вместе, так? Сила такова, каков хозяин, и новым хозяином всего этого могущества станешь ты. А ты хороший, и я верю в тебя, – мне плевать, каким ты был раньше: для меня сейчас ты – лучшее, что осталось. Если уж мы смогли силу короля-зверобоя превратить в свою, значит, и тут справимся, как думаешь?»

Голова Хью повисла, он сполз со скамейки на землю и остался лежать. Мир почти погас, и только огромная золотая фигура ослепительно сияла. Огонь посмотрел на свои раскаленные докрасна руки. Несколько секунд было оглушительно тихо, а потом остатки золотой дымки снова потянулись из стен, деревьев, земли, но только теперь они втягивались не в Хью, а в руки огня.

– Нет, – хрипло сказал Генри, щурясь от яркого света. Он даже не мог с уверенностью сказать, стоит ли на колене или уже лежит, но голос пока оставался. – Нет. Ты хочешь все, я знаю, – ты такой, тебе трудно удержаться. Но в этот раз нужно наоборот. Отдашь – получишь больше. Это будет лучший момент в твоей жизни, честное слово. Увидишь, я прав. Стать частью всего куда лучше, чем забрать все себе. – Последняя фраза получилась совсем смазанной, язык начал отказывать, и Генри из последних сил выдавил еще три слова: – Давай. Задай жару.

Золотая фигура наклонилась к нему, и Генри запоздало понял, что все еще упирается одним коленом в землю. Значит, не упал. Бесформенное лицо всмотрелось в него, придвинулось и на секунду коснулось лбом его лба. А потом огонь выпрямился, в последний раз взглянул на свои руки и упал.

От удара о землю фигура рассыпалась на миллионы искр, это сияние волной прокатилось во все стороны, и в следующую секунду Генри чуть не ослеп. Он никогда не замечал, что в мире столько цветов и они такие яркие. Осенние листья кленов, резные стены внутреннего двора, синее небо, ослепительное солнце позднего весеннего утра – все это было таким прекрасным, убийственно красивым. Генри почувствовал, как его сердце бьется все медленнее. Мышцы больше ему не подчинялись, и он упал на землю, в шуршащие разноцветные листья. Над головой шумели клены, но повернуться на спину и взглянуть на них уже не хватало сил.

Хью лежал в шаге от него, глаза его сонно моргали, он хрипло, тихо дышал. Похоже, огонь оставил им обоим прощальный подарок: слабую, тлеющую искру жизни, чтобы они могли попрощаться. Генри протянул руку и слабо сжал холодные пальцы Хью, думая о том, что отец был не прав: люди не должны умирать одни.

Кто-то перевернул Генри на спину, и над ним нависло лицо Странника. Тот снова выглядел здоровым и сильным, как будто гвозди может голыми руками забивать, и Генри захотел улыбнуться ему, но уже не смог.