Феликс Дзержинский. Вся правда о первом чекисте - Сергей Кредов

Этот случай редактор вспомнил, когда газете потребовалось осветить тему насыщения металлопродукцией «широкого рынка»:

«Кузницы в Москве помещались на ее окраинах, у больших шоссе и дорог. На окраинах жили и извозчики. Я послал в эти места трех репортеров „Торгово-промышленной газеты“ (помню, один из них был прокурором суда в царское время) для анкеты, для опроса кузнецов и извозчиков. Анкета обнаружила, что подковка лошадей, бывшая простейшей операцией в прежнее время, в 1925 году стала действительно сложным делом. Металла кузнецы не имели. Государственные организации им в нем отказывали. Им приходилось разыскивать для трансформации изношенный металл или прибегать к черному рынку, уворованному откуда-то металлу и платить за него много. Это и всякие налоги делали подковку столь дорогой, что некоторые извозчики и приезжающие окрестные крестьяне ограничивались подковкой только передних ног лошадей. В провинции, в маленьких городишках было еще хуже. Там во многих местах совсем прекратили подковку лошадей, что на тяжелых, крытых булыжником мостовых приводило к уродованию копыт. Словом, вопрос о подковке лошадей из крошечного делался большим, если принять во внимание, что значительная часть транспорта того времени была гужевой, лошадиной».

В печатном органе ВСНХ появляется материал о проблемах, связанных с подковкой лошадей. Основной вид транспорта в стране не обеспечен важнейшими «запчастями»! Феликс Эдмундович вызывает редактора, он очень доволен публикацией:

«Встретившись с ним, я впервые увидел какие-то веселые искорки в его холодных, суровых, стеклянных глазах, взгляда которых многие так боялись.

– Анкета замечательная! – сказал он мне. – Целый кусок жизни она приоткрыла… Сегодня же приказал Главметаллу заняться вопросом о снабжении кузнецов металлом».

Эмигрант, бывший меньшевик Николай Валентинов отзывается о «наркоме промышленности» Дзержинском почти восторженно.

В зарубежном органе меньшевиков «Социалистический вестник», в Берлине, в конце 1920-х годов появились такие строки:

«Жутко стало, когда во главе ВСНХ стал Дзержинский. А теперь спецы, вплоть до бывших монархистов, готовы памяти Дзержинского панихиды служить».

Феликс Эдмундович оказался хорошим руководителем промышленности. Ничего удивительного в этом нет. Природа наделила его способностями к точным наукам и цепкой памятью. По всему складу своего характера он был предрасположен к решению четко очерченных, конкретных задач. Дзержинский-руководитель способен к обучению, нацелен на результат, самоотвержен, бескорыстен и главное – стремится окружить себя специалистами. Он «бесследно растворяется» в деле, которое выполняет, по словам Троцкого. Важно, чтобы дело того заслуживало…

Советские биографы Дзержинского о его достижениях на посту председателя ВСНХ говорили, как правило, сдержанно. Основное, за что он бился, оставалось малоизвестным. И это объяснимо. О коротком периоде «государственного капитализма», оборвавшемся в 1928 году, в СССР предпочитали не вспоминать. Само словосочетание «рыцарь нэпа» (применительно к Дзержинскому – точное) звучало бы нелепо. «В ВСНХ ждали грозного председателя ВЧК-ОГПУ, а пришел совсем не страшный, скромный, интеллигентный руководитель, постоянно заявлявший, что ему надо многому учиться», – на это обычно налегали.

Руководство промышленностью – самое значительное из того, чем занимался Феликс Дзержинский после Гражданской войны. Эта роль ему лучше всего подходила в мирное время.

Но кое о чем Валентинов и другие специалисты ВСНХ знать не могли. Не отпускали Феликса Эдмундовича его обязанности по линии ОГПУ.

Из воспоминаний чекистов, работавших в то время с Дзержинским, видно, что он находился под их постоянным давлением. Они непрестанно «атаковали его по поводу каких-нибудь меньшевиков» – писал Менжинский. Но слышали ответ: «Оставьте их в покое, пусть они работают, я сужу о них по их работе». Дзержинский верил, что он сможет сдерживать напор жаждущих расправы над «какими-нибудь меньшевиками». Когда его не стало, материалам дали ход.

Более того! Опыт работы в промышленности некоторым чекистам пригодился. Менжинский: «Когда переменилась обстановка и запахло интервенцией и целый ряд инженеров занялся вредительством, то открыли его на шахтах и в НКПС два товарища, взятые Дзержинским на работу в ВСНХ и вернувшиеся к нам».

Потрудились на благо промышленности, набрали информацию и со знанием дела отправили бывших коллег в тюрьму, а затем и на тот свет. Такие «два товарища»… Наверняка позднее отправились следом…

Менжинский откровенничал в 1931 году:

«Когда Феликс Эдмундович был Наркомпути, ОГПУ раскрыло контрреволюционную организацию, ставившую себе целью свержение советской власти. Задача была ей явно не по зубам, но участники уже поделили между собой министерские портфели. В преемники Дзержинского после переворота намечали одного из крупных инженеров НКПС Полозова. В головке организации имелся еще один крупный инженер-путеец, профессор-плановик Велихов, член ЦК кадетской партии. Дзержинский долго следил за развитием дела и, когда оно стало ясно, сказал с милой улыбкой: „Дайте я вызову к себе моих инженеров и поговорю с ними“».

Спасители отечества из ОГПУ, конечно, огорчены: столько трудов пропало. Прощайте, именные пистолеты и поощрения. Глава ведомства объясняет им, почему не следует трогать специалистов: «Люди крупные, жаль терять, я их переломаю».

Достаточно оказалось поговорить с контрреволюционерами, чтобы их «переломать», убедить отказаться от идеи переворота. Да, серьезный заговор составили железнодорожники. Несомненно, Дзержинский изначально понимал, что его подчиненные делают из мухи слона – шьют дело из каких-то, наверное, застольных разговоров, обычного трепа в курилках. Он полагал, что сможет держать их под контролем. Перед тем, как нанести удар по специалистам, они придут к нему…

Этих «товарищей» надо было не отпускать с милой улыбкой, а привлечь к ответственности как людей, представлявших огромную опасность для общества. «Дела» не горят – выяснится очень скоро.

«Поправев» на хозяйственных должностях, Феликс Эдмундович сохранил прежнее нетерпимое отношение к лицам, ведущим паразитическое существование. У него появились дополнительные причины их ненавидеть. Эти спекулянты, тунеядцы и мошенники порочат идею нэпа. Они кажутся его неизбежным порождением. А это не так! Дзержинский в это верит.

Слова «нэпман», «нэпист» он обычно употребляет в уничижительном значении, подразумевая: «рвач», «накипь нэпа». Феликс Эдмундович стыдит одного из чекистов, попросивших у него высокооплачиваемую должность в наркомате путей сообщения:

«Меня смущает высота оклада, которую Вы требуете, – 500 миллионов. Я все-таки привык в Вас видеть чекиста, а не нэписта, который думает не только о себе, но и о будущности своих внуков и наследников. И Вам после стольких лет работы в ЧК как-то не к лицу занимать нэповские позиции. Не согласились ли бы Вы быть у меня для поручений? Первая задача, которую мне хотелось бы Вам дать, это изучение постановки транспортно-экспедиционного дела и нахождение мер успешной борьбы со взяточничеством».