Метресса фаворита. Плеть государева - Юлия Андреева

Милая моя Настенька! Вот ты и явилась ко мне, душа моя, сначала на спиритическом сеансе в доме фон Фрикена, а потом, как и обещала, во плоти. Видно, правы поэты, любовь побеждает смерть. Теперь ты снова со мной! Помолодевшая, похорошевшая!

Просишь называть тебя Татьяной, но это всё блажь и прихоть, я-то знаю, ты моя Настасья. Любящее сердце не обманешь. Я бы узнал тебя, даже если бы Господь или сам дьявол, не знаю, кто воскресил тебя для меня, не сохранил бы твою неземную красоту, сделав тебя внешне совершенно неузнаваемой. Я знаю, ты моя Анастасия Фёдоровна Минкина. Хотя нам и придётся делать вид, что ты не ты, а твоя племянница, Татьяна Борисовна, что прибыла в Грузино из Тихвина. Определённо, конспирация нам теперь не помешает, хотя бывал я в Тихвине и что-то не видел там вашей минкинской лавки деликатного товара. Уж мне бы доложили, если бы появилась такая.

Впрочем, не суть. Другие верят, и слава богу!

Крестьяне тобой нынешней не нарадуются, говорят, Господь за наши страдания ниспослал ангела небесного. А я вот что скажу, ангел не ангел, для меня же ты и прежде была лучше всех земных женщин и таковой останешься.

Я люблю тебя, душа моя. Нарадоваться не могу. Господь одной рукой отнял, а другой тут же наградил сверх меры. И всё для того, чтобы я — солдафон, очнувшись от своих бумаг, отчётов, казарм, смог понять, насколько ты мне дорога. Рядом с тобой душа моя расцветает, точно сад весной. Ты и только ты — ненаглядная моя Настенька — царица души моей.

Оставайся же всегда со мной, не покидай меня, в горе или радости, в здравии или болезни...

Я люблю тебя...

Возвращаясь из Грузино после удачного обыска и после того, как люди начали распространять весть о новой Минкиной, появившейся невесть откуда в «Аракчеевской столице», друзья заглянули в сиротский приют, дабы Псковитинов мог наконец-то увидеть ребёнка Дарьи Константиновой. Корытников уже бывал в этом местечке, и его мгновенно узнали.

Когда же следователи попросили показать им мальчика, служители долго отнекивались, измышляя то одну, то другую причину, но наконец сдались и привели в большую залу, где по стеночкам стояли кроватки, над каждой из которых висел образ и было написано имя воспитанника. У окошка в своей постельке мирно спал темноволосый мальчуган азиатской наружности.

— А ты же говорил вроде золотая головка, голубые глазки?! — Псковитинов весело рассмеялся своим мыслям, разбудив при этом мальчишечку.

— А ещё я говорил, что Константинова и её муж внесли кругленькую сумму на содержание сирот, — угрюмо буркнул Пётр Петрович.

— Стало быть, успели забрать сынишку наши каторжане.

— Ага. Забрали, да где его теперь искать не сказали.

— А зачем тебе? — Псковитинов взял калмычонка на руки, весело щекоча его и подбрасывая в воздух. — Раз Василий Алексеев забрал его, стало быть, поместил к проверенным людям, не забыв снабдить изрядным капитальцем. Чай, было же у него что-то припрятано в кубышку про чёрный день. Когда жену арестовали, понял, что и до него вскорости доберутся. Впрочем, чего тужить, как только Алексей Андреевич вернёт нас на службу, явимся не одни, а с подарком. Сам, что ли, не догадываешься? Раскрыто дело о похищении дворового колмычонка купца Сазонова. На вот, глянь, ножки-то у него явно одна длиннее другой. Он это — потерянный малец любвеобильной поварихи. Вот радости-то будет! Наверняка Сазонов пир на весь мир устроит, в восточном вкусе с музыкой и превращениями.

Они тут же повелели одеть и собрать ребёнка, и, написав расписку, увезли найдёныша в город, чтобы буквально через несколько дней не просто явиться при всём параде к месту службы, а ещё и предъявить начальству найденного ими ребёнка. Жизнь обещала быть прекрасной!!!

Вопреки всем прогнозам и личному желанию Андрея Ивановича Ушакова[84] провести второй день Масленой недели, в праздности и гуляниях, это у него не получилось. День явно не задался с самого утра. Во-первых, его разбудил не камергер Егор и даже не любимая жена, которым было строжайше приказано не тормошить, по крайней мере до полудня, а посыльный от капитана охраны при таможне.

Накануне Ушаков праздновал с друзьями начало Узкой Масленицы, по традиции угощаясь горячими блинами. По обычаю в этот день свёкор со свекровью отправляли невестку на день к отцу и матери, а вечером сами приходили к сватам в гости. Но Ушаковой Катерине[85] было всего одиннадцать лет, а сын Елены Леонтьевны[86] от первого брака, Степан[87], проживал со своей семьёй отдельно.

Тем не менее в доме у Степана Ушаков с супругой всё же побывали, заехав туда от Толстого[88] и, естественно, прихватив его самого. Куда от старого проказника денешься? Желая выказать верность обычаям старины глубокой, Степан Фёдорович и его молодая жена Агриппина Леонтьевна[89] встречали гостей у крыльца, с двумя блюдами, полными горячих блинов. Блины, правда, предназначались не для Ушаковых, кто же кормит гостей у порога? Гостей угощают в каменных палатах, за приятной беседой да под нежно льющуюся музыку. Блины же раздавали ожидающим законного угощения нищим, прося их при этом поминать дорогих сердцу упокоенных сродников и друзей в своих святых молитвах. То есть выдаёшь блин и наставительно произносишь имя раба Божьего, о котором следует помолиться.