Соблазн в жемчугах - Мэдлин Хантер

Все же она попросила. Она верила, что он лучше, чем он был на самом деле.

Он потянулся за стаканом портвейна, стоявшим на столике возле кровати.

— Я думаю о том, что мне следует сделать для тебя то же, что ты сделала для меня.

Она нахмурилась, когда жидкость пролилась ей на грудь. Потом с удивлением наблюдала, как вино проделало тропинку вниз по ее телу. Поставив стакан обратно, он провел языком по ручейку портвейна.

— Лежи спокойно и просто принимай все как должное.

Она заложила руки за голову, и при этом ее тело выгнулось ему навстречу.

— Раздвинь ноги.

Она повиновалась. Эротический образ в его голове приобрел законченную форму.

Он доставил ей наслаждение губами и языком, и сам получил не меньшее. Он уже не сердился, а наслаждался кожей и вином, запахом и стонами.

Она вскрикнула, когда он остановился там, где кончилось вино, но он поцеловал покрытый завитками бугорок.

— Но ты не…

— Я не хотел, чтобы ты испугалась. — Он осторожно и нежно гладил пальцами внутреннюю сторону ее бедер, так чтобы она испытана не шок, а удовольствие. — Обещаю, что тебе понравится.

Она закрыла глаза и почти инстинктивно шире раздвинула ноги, а он расположился так, чтобы чувствовать исходивший от нее аромат мускуса.

И в этот момент в него внезапно вселился дьявол. Он ласкал ее медленно до тех пор, пока она не застонала.

Своими ласками он привел ее в состояние экстаза, но и сам потерял контроль. Не в силах сдержать крик вожделения, он скатился с кровати и подтащил ее к краю, так что ее ноги оказались на полу.

Потом он повернул ее ягодицами вверх. Она в испуге обернулась. Но ему уже было все равно. Стиснув зубы, он опустил ее ниже, так что ее голова и руки оказались на постели и ему стали видны влажные розовые лепестки ее плоти. Для него уже ничего не существовало, кроме этой невыносимо эротичной позы.

Он вошел в нее мощным толчком и, придерживая за бедра, продолжал двигаться до тех пор, пока они оба не достигли вершины.

Хоксуэлл безуспешно потратил два дня в Лондоне, разыскивая Майкла Боумана.

Он провел много часов в офисах чиновников, пролистывая многочисленные пыльные тома всевозможных отчетов, но ничего не нашел. Майкла не выслали — это было ясно. И он не был в какой-нибудь плавучей тюрьме. Его не судил суд присяжных. Все, что он смог выяснить, — это то, что Боуман не был судим ни в одном из соседних графств — ни в Шропшире, ни в Стаффордшире, ни в Вустершире.

На первый взгляд молодой человек просто куда-то уехал, уехал в поисках лучшей доли. Хоксуэлл с радостью принял бы такое объяснение.

Он ехал верхом по Стрэнду, погруженный в свои мысли, когда из задумчивости его вывел появившийся рядом всадник.

Бертрам Томпсон, в касторовой шляпе и синем новомодном пальто, ехал верхом с ним рядом с таким видом, будто имел на это право.

— Мне надо поговорить с вами, Хоксуэлл. Вы не ответили на мои письма.

— Я их не читал. Неужели вам не ясно, Томпсон, что я не желаю вас видеть? Вы что, преследовали меня по всему городу, чтобы вот так подстеречь?

— У меня не было выбора. Со мной связались несколько джентльменов по поводу завода. Я не могу ответить им, пока вы не рассмотрите их предложение.

— Вам предложили продать завод?

Хоксуэллу ничего не оставалось, как отъехать в сторону и остановиться.

Бертрам последовал за ним, явно довольный тем, что ему удалось по крайней мере остановить Хоксуэлла.

— Предложение очень выгодное.

— Завод не продается. Я управляю этой собственностью и доходами от нее, но она все еще принадлежит Верити. Прежде чем разрешить подобную сделку, судья захочет убедиться, что она добровольно согласилась продать завод. Я уверен, что она никогда на это не пойдет.

— Предложение состоит не в том, чтобы продать завод, а сдать в аренду.

Хоксуэлл знал все об аренде земли, но понятия не имел, что значит этот термин в промышленном производстве. Но он не был намерен говорить об этом Бертраму.

— И сколько они предлагают?

— Среднюю величину дохода за последние пять лет минус пятнадцать процентов. Если учесть постоянно колеблющийся в настоящее время спрос на железо и сокращение количества заказов, это предложение очень привлекательно.

Еще бы. Оно было бы еще привлекательней, если бы средняя величина не включала те последние пять лет, которые были самыми убыточными в истории завода. Но даже в этом случае только глупец не задумался бы самым серьезным образом о предложении, которое исключало бы риски, присущие любому делу.

— И на сколько лет рассчитана аренда?

— На пятьдесят лет.

Пятьдесят лет надежного дохода, если, конечно, новые управляющие не законченные идиоты, завод не обанкротится и договор аренды не будет расторгнут. Предложение было привлекательным, и улыбка Бертрама говорила о том, что он это понимает.

— А вы, Томпсон? Что будете делать вы, если все это произойдет?

— Можете не волноваться — у меня много других интересов. Я с удовольствием оставлю этот дом и всю эту головную боль. Так как? Сказать им, пусть готовят бумаги, чтобы мы могли обсудить детали?

Пятьдесят лет. К тому времени, когда кончится аренда, его уже не будет в живых. С таким обеспеченным доходом он легко сможет позаботиться обо всей своей недвижимости и не зависеть от ежегодных колебаний прибыли.

Конечно, Верити придет в ужас, узнав, что он подписал такие бумаги. Она будет просто в бешенстве. Ее жизнь, все ее воспоминания были связаны с этим заводом, а аренда означала, что эта связь будет разорвана. Он никогда не смог бы просить ее об этом. И даже не хотел.

— Нет смысла просить их готовить бумаги, Томпсон. Мы не будем сдавать завод в аренду.

Разочарование Бертрама отразилось на его лице.

— Нет? Это очень выгодное предложение.

— Нет.

— Позвольте объяснить так, чтобы вам было понятно, милорд. Предположим, у вас имеются фермы, которые вы сдали арендаторам. Вы получаете ренту независимо от того, живы овцы, которых стригут, или сдохли. — Он раскинул руки, будто подчеркивая, насколько это очевидно, и ему ничего не надо объяснять. — Финансы страны устроены так, что фабрики, может быть, и не производят так много шерсти, как обычно. А здоровье овец лучше перепоручить кому-либо другому — пусть он и рискует. Это единственный разумный вывод.

— Вы хотите сказать, что я либо неразумен, либо глуп. Просто я верю в английскую промышленность больше, чем вы. Точно так же, как те люди, которые сделали вам это странно великодушное предложение.