Развеянные чары - Ло Гуаньчжун

Мать с дочерью горько рыдали. Ху Хао успокаивал их, как мог:

– Не горюйте, проживем как-нибудь…

В эту ночь всем троим пришлось спать в беседке. Наутро Ху Хао послал людей разгребать пепелище в надежде, что не все уничтожил огонь. Увы, все сгорело дотла.

Вот так богатейшая семья в один миг превратилась в нищую. Ху Хао с женой и дочерью поселились в беседке. Поскольку слугам и служанкам жить было негде, их пришлось отпустить. Несколько девушек-служанок, лично прислуживавших господам, Ху Хао продал. Однако получить за них сколько-нибудь приличную цену не удалось: служанки были некрасивыми – ревнивая госпожа красивых девушек держать в доме не позволяла.

Вскоре у Ху Хао истощились и эти средства. Теперь не хватало денег даже на еду. Правда, вначале близкие и друзья еще немного помогали семье Ху Хао, но со временем перестали. Ху Хао попытался было продать хоть за гроши пустующую после пожара землю, но никто не решился купить ее.

«Земля, опаленная небесным огнем, десять лет ничего не родит!..» – говорили люди, хотя знали, что это было всего лишь поверье.

Юаньвай обеднел настолько, что ходил в лохмотьях. Пробовал обращаться к знакомым, но привратники неизменно отвечали, что тех нет дома. Знакомые, встретив его на улице, прикрывали лицо веером или просто отворачивались, делая вид, что не узнают его. Недаром издревле говорят: бедняком даже на базаре никто не интересуется, а у богатого и в безлюдных горах найдутся друзья. И еще говорят: вызовешь ветер весной, жди летом дождя. Ху Хао всю жизнь только и думал о приумножении своих богатств и был безжалостен к другим. Такие бедняки, каким он стал теперь сам, никогда не получали от него ни крошки милости. А с богачами, каким он был прежде, у него существовали только деловые отношения. Вообще-то среди богатых не встретишь дружбы, подобной дружбе Гуань Чжуна и Бао Шуя[140]. Упавшему бедняку скорее поможет встать такой же бедняк, нежели богач, который либо равнодушно пройдет мимо, либо и вовсе в грязь втопчет.

С наступлением холодов жить в открытой беседке стало невозможно, и Ху Хао с семьей вынужден был перебраться в приют для бездомных. Наступили суровые морозы, небо постоянно было закрыто темными тучами, непрерывно дул пронизывающий ветер, валил снег.

Однажды в непогожий студеный день все трое сидели на полу и грелись возле жаровни. Наконец, потеряв терпение, жена ткнула мужу пальцем в лоб:

– Видишь, какой снег идет? А у нас в доме нет ни зернышка риса! Мы с тобой вместе пользовались благами, вместе должны терпеть и лишения. Но вот за что страдает дочь? Когда я гляжу на нее, мое сердце разрывается от горя.

– Чего же ты от меня хочешь? – спросил Ху Хао.

– Ты кормилец семьи! Если так и будешь сидеть, то мы либо замерзнем все трое, либо с голоду помрем. Сходи к кому-нибудь из старых знакомых и попроси хоть триста – четыреста монет – на них все же можно прожить несколько дней.

– К кому мне идти? – возразил Ху Хао. – Ты же знаешь, как меня в последнее время принимают.

– Прояви разок настойчивость, и три дня будем сыты. Если ты не сделаешь этого, мы умрем от голода…

Ху Хао нечего было возразить, и он поднялся:

– Не знаю, сколько вам придется меня ждать и вернусь ли я с деньгами… Нынешний мир таков, что люди охотнее украсят вышивками и без того дорогую парчу, нежели пришлют замерзающему в стужу немного угля!

Едва сдерживая слезы, он отпер двери и вышел. Дул такой пронизывающий ветер, что, сделав несколько шагов, Ху Хао попятился назад и хотел было вернуться, однако жена уже заперла дверь. Пришлось невзирая на снег и стужу идти на улицу, где прежде стоял его дом. Многие здесь его хорошо знали и теперь, увидев, не сдержались от злорадных замечаний:

– Смотрите, до чего докатился бывший богач!..

А те, кому некогда пришлось понести по его вине убытки, говорили:

– Все владельцы закладных лавок – обманщики. Стараются взять побольше, а дать поменьше. Хорошо бы, чтоб каждый из них еще в здешнем мире получил такое же возмездие, как старый Ху!

Опустив голову от стыда, Ху Хао шел по улице, как вдруг его окликнул какой-то человек, шедший ему навстречу с зонтиком в руке.

– Господин юаньвай, куда это вы в такую метель?

Ху Хао узнал учителя Чэнь Шаня, которого некогда нанимал обучать Юнъэр. Он покраснел от смущения, поклонился и сказал:

– Не стану от вас скрывать: у меня в семье затруднения, приходится идти просить помощи у знакомых.

– Отчего бы вам не пойти к человеку, который живет на Четвертой улице? – спросил Чэнь Шань.

– Это к кому же? – спросил Ху Хао.

Учитель наклонился к его уху и произнес несколько слов. Ху Хао просиял от радости:

– Спасибо, что напомнили! Всецело полагаюсь на вашу поддержку!..

– Рад вам услужить, – скромно отвечал Чэнь Шань.

Он взял Ху Хао под руку, и они вместе под зонтиком направились на Четвертую улицу.

Человека, о котором упомянул Чэнь Шань, звали Ми Бида. Уроженец восточной столицы, лодырь и гуляка, он каким-то образом сумел снискать расположение одного чиновника из Тайного государственного совета и при его помощи возвыситься. Через три года он уже захотел приобрести должность повыше. Однако на ее покупку у него не хватало денег. И вот Чэнь Шань помог ему занять у Ху Хао триста лянов серебра. Ми Бида преподнес их кому следует в ямыне и получил должность цензора в округе Цзичжоу. Там он не поладил с сослуживцами, и его перевели в округ Цинчжоу. Сейчас он с семьей направлялся к новому месту службы и на несколько дней остановился в столице.

На расписке, которую он дал некогда Ху Хао, стояла и подпись Чэнь Шаня. При пожаре все бумаги Ху Хао сгорели, в том числе и расписка, но он все же надеялся, что Ми Бида, помня оказанное ему благодеяние, все-таки вернет долг.

Учитель как раз направлялся с визитом к Ми Бида, и Ху Хао с радостью пошел вместе с ним, полагая, что будет удобнее, если о нем напомнит кто-то другой.

У ворот дома Ми Бида толпились чиновники и простой люд: одни входили, другие выходили, было оживленно и шумно. Увидев человека в рваной одежде, привратники преградили ему путь. Чэнь Шань пытался объяснить, кто это, но его не слушали. Тогда он отдал Ху Хао зонтик и попросил подождать его на улице, пока он переговорит с цензором. Но привратники сочли, что оборванец своим видом позорит знатный дом, и прогнали его под навес на другую сторону улицы.

Войдя в гостиную, Чэнь Шань приветствовал хозяина дома. Тот обрадовался приходу старого знакомого и пригласил его к себе в кабинет отдохнуть.

– Я пришел с другом, он тоже хочет засвидетельствовать вам свое почтение и сейчас дожидается за воротами, – сказал Чэнь Шань.