Ричард Длинные Руки - граф - Гай Юлий Орловский

– А что?.. Почему нет?.. Дик, не трясись, я хочу обучить тебя одному заклятию. Самому простому, не бойся!.. Да не трясись ты. Это наша невежественная челядь падает в обморок при одном упоминании колдовства, но ты, я же вижу, совершенно не страшишься того, что в моей лаборатории?.. Ну вот. Мне надо, чтобы ты помогал мне. Я хочу все-таки доказать нашей леди Элинор, что я маг, что могу быть ей полезным!

Я спросил с недоверием:

– А разве это возможно?.. Я понимаю, что не все колдунами рождаются, можно чему-то и научиться, но это ж надо способности иметь! Как вот, скажем, к пению. Но если мне медведь на ухо наступил, да еще и попрыгал…

Он коротко взглянул на меня, усмехнулся:

– Ты – сможешь. Душа твоя настолько черна, что ты сам в ней заблудишься, как в темном лесу в безлунную ночь.

Я вытаращил глаза.

– У меня?

– Да, малый. У тебя.

– Почему? Я никому не желаю зла.

– А чернота от этого не зависит, – ответил он буднично. – Непротивление злу такое же зло, как противление добру, верно?.. А ты живешь, как птичка божья или еще какая-то, что не ведает ни добра, ни зла. То ли у тебя вовсе нет души, то ли она спит в такой тьме, что и вообразить невозможно… А раз так, то в тебя можно вписать все, что пожелаешь!

Я спросил с недоверием и опаской:

– Это как это?

– А так, – объяснил он хладнокровно, – твоя душа не станет противиться. Подумай, если я смогу уговорить леди Элинор дать тебя мне в помощники, у тебя будет и еда сытнее, и постель мягче. Да и работа полегче.

– Но опаснее, – сказал я трусливо. Он сдвинул плечами.

– Разве? Не опаснее, чем у дровосека, который рубит лес. Неумеха и топор на ногу уронит, и дерево так подрубит, что на него же и упадет… Если будешь слушаться, никакой опасности и близко не будет.

– Буду слушаться, – заверил я. – Слушаться я умею. Мы все послушные! А как же без послушности? Если господин велит, то в коровью лепешку расшибись, но выполни. На этом жизнь держится. Младшие вообще должны слушать старших.

Он уже поднял крышку сундука, я почтительно смотрел на его согбенную спину, где под тонким халатом позвонки выпятились, как зубья пилы. Или прорастающий гребень. С кряхтением он вытащил такую толстую книгу, что я невольно дернулся помочь, он прохрипел:

– Назад!.. Сожжет…

Я отпрянул, он опустил книгу на стол. Поверхность чуть прогнулась, словно он положил на туго натянутую ткань, по ней кругами побежали горизонтальные волны. Уэстефорд перевел дух, дышит тяжело, проскрипел замученно:

– На всех ценных книгах защитное заклятие… Снять может только тот, кто ставит. Потому и лежат горы бесценных книг в библиотеках королей и разных культов, но прочесть их не могут…

– А это заклятие ставили вы? – спросил я с великим почтением.

Он кивнул:

– Я. Другой не только не откроет, но и… кого-то просто убьет, кому-то отшибет память. Бывает, человек превращается во что-то, хотя такие случаи нечасто, совсем нечасто, но… были. Так что смотри.

Тяжелый латунный переплет трещал, как разминаемый безжалостными кулаками массажиста хребет столетнего старца. От страниц полыхнуло огнем, даже Уэстефорд отшатнулся, хотя он-то должен все знать, я вообще оцепенел, а Уэстефорд сказал с нервным смешком:

– Ишь, сколько накопилось… Не чисто я положил заклятие, устал, видать… да и вообще старею.

Сияние погасло, я в самом деле с трепетом смотрел на титульную страницу, где под крупными готическими буквами название, под ним три слова затейливой вязью, а внизу страницы вообще непонятные цифры, словно год от рождения Христа, записанный римскими цифрами пополам со скандинавскими рунами.

– Это вот читать? – спросил я тихо-тихо. – Здесь же столько страниц непечатного текста!

Он пренебрежительно усмехнулся.

– Вот это, – сказал он и перевернул страницу. – Выучи первую строку. Не важно, сколько тебе на это потребуется. Выучи первую строку!.. Пока ее не запомнишь, на следующую и смотреть не стоит. Запомнил?

– Да, – ответил я и посмотрел на него честными глазами. – Я буду учить. Но только здесь такие непонятные слова… Я ведь умею читать только понятное…

Он сказал раздраженно:

– Если бы заклинания составлялись из понятных слов, все на свете были бы колдунами и магами!

– Хорошо-хорошо, – сказал я испуганно. – Как скажете… господин.

Он удовлетворенно улыбнулся, похлопал меня по плечу, как король верного слугу, сообщил, что должен заняться своими делам, вернется часа через два-три, собрал все, что я натолок и намешал, после чего отбыл с ношей для леди Элинор.

Я уставился на строчку из шести слов, довольно бессмысленное сочетание букв, однако, к счастью, все мы знакомы с техникой мнемоники, неизвестной Средневековью, когда для запоминания цифр начинаем соотносить с годами и днями рождения, великими датами праздников, просто смешных комбинаций, что дает нужный эффект – запоминание…

С удивлением я ощутил, что уже запомнил. Закрыл глаза, мысленно повторил, открыл глаза. Круто, ведь колдун обронил, что некоторые всю жизнь не могут выучить, как англичане, что пытались выговорить фразу «Берег был покрыт выкарабкивающимися лягушками», да так и выкарабкиваются до сих пор. А я вот запомнил… ну, про лягушек это у нас в крови, а так вообще, значит, память у меня, оказывается, как у индийского слона.

Оглянувшись по сторонам, я попробовал перевернуть страницу. Колдун говорит, что только один может открывать книгу и переворачивать страницы, но ведь было же, когда я совсем недавно переворачивал страницы у Жофра…

Страница поднялась, с виду толстая, как пергамент из телячьей кожи, даже массивная, однако легкая и теплая на ощупь. Глазам моим открылось заклинание чуть длиннее, а на понятном языке мелкими буквами сообщается, что это заклинание кухни, оно позволяет творить кое-что из еды, но только той, которую уже ел и очень хорошо запомнил вкус, вид и все ощущения.

Неплохо, сказал я себе торопливо, мне это вполне может пригодиться. Пошло с такой легкостью, словно у меня память двух индийских слонов.

Заучив пятое заклинание, я начал подозревать, что у меня память даже не двух индийских слонов, а целого стада. С последним заклятием я даже не помнил, чтобы прибегал к мнемонике, а просто запомнил, и все. А что, если именно в этом дар призрачного графа из рода Валленштейнов, назвавшего его даром и проклятьем одновременно, а чего будет больше, зависит от самого обладателя дара. В конце концов, даже я, не склонный к самоедству, сейчас вот так ярко вспомнил пару эпизодов, когда я не просто прилюдно облажался, а можно сказать, обкакался, память моя, спасая мою хрупкую психику, упрятала эти воспоминания подальше, а с абсолютной памятью все всплыло с такой четкостью, что даже теперь спина покраснела от стыда и восхотелось, чтобы земля подо мной провалилась…