Под чужим именем - Валерий Горшков

Время, как всегда в состоянии цейтнота, летело с невероятной скоростью. Пытаясь обмануть его, выжать из каждой безвозвратно потраченной секунды максимум, Слава постоянно подгонял себя, лишь изредка, на минуту, не больше, давая организму короткую передышку и переходя с бега на быстрый шаг. Уже совсем рассвело, и передвигаться по пересеченной местности было легко, не рискуя споткнуться в темноте о корягу или пень. Очень помогали специально отмеченные на маршруте к месту встречи с агентом условные знаки. Вот лежащее дерево, а вот полянка с лежащим посредине огромным валуном. А там, за мелкой, промерзшей до дна лесной речушкой и последним сосновым бором, начнутся пахотные поля. За пятым из них, в березовой роще, ждет Лис…

Когда вдали показалось место приземления их группы, Слава вскинул руку и отметил потраченное на возвращение в исходную точку время. На преодоление пятнадцати километров у него ушел час и двадцать три минуты. Значит, в запасе еще три с половиной часа. Внезапно в груди Охотника появился и стал разрастаться до размеров костра предательский холодок. Слава вдруг наглядно, в реальности, представил себе, что несет на спине тяжеленного Лиса, а впереди – огромное расстояние в двадцать один-двадцать два километра, которое необходимо преодолеть за это время. Двигаясь безостановочно со средней скоростью семь километров в час. Это утопия. Невозможно!.. Он может еще повернуть назад и с гарантией успеть на самолет. А потом всю оставшуюся жизнь презирать себя за трусость, за то, что мог – мог!!! – помочь боевому товарищу и не решился ради этого рискнуть своей шкурой. Нет, Охотник. Так не пойдет. Какой ты после этого «стерх»… В конечном итоге, даже если самолет с генералом улетит без них, вдвоем легче пробираться через границу в Союз. И они доберутся. Обязательно доберутся…

Прогнав из головы опасные мысли и окончательно убедив себя в правильности выбранного пути, Слава почувствовал облегчение. Оно лишь усилилось, когда он, достигнув березняка, снова увидел Лиса. Живым и невредимым. Толик окликнул его сам, тихим свистом. За время их отсутствия сверкающий красным от мороза и спирта лицом старлей успел переползти в более укромное место и даже выстругать из молодых деревьев два вполне подходящих для черепашьего передвижения костыля. Когда Слава подошел, то заметил на щеке Лиса влажную полоску. Слеза радости? Или просто показалось?

– Как «посылка»? – это было первое, что интересовало командира.

– Получили. Мертвецки пьяный генерал Фридрих фон Краузе собственной персоной. Доставлен личным водителем. Он же – секретный агент Хозяина. Возвращается домой, с нами. Как твоя нога?

– Спасибо, ху…во. Не чувствую стопу совсем. Окоченела без движения. Если везет, так везет во всем сразу. Бля… У тебя во фляге еще осталось?

– У меня нет фляги, Лис. Я… в суете забыл ее взять. Ты давай, терпи. Дойдем. Времени вагон и маленькая тележка.

– Ни хрена у нас нет!!!

– Есть. Бросай свои костыли и заползай. Надо отсюда уходить…

Закинув матерящегося старлея на спину и не став тратить силы на лишние разговоры, Слава, тяжело ступая по хрустящему насту, зашагал в третий раз по одному и тому же маршруту. Но когда прошли с километр, не удержался, спросил:

– Скажи, Лис… ты знал… каким будет груз?

– Конечно.

– Знал – но молчал. К чему такая… скрытность? Батя нам… не доверяет?

– Это обычная практика, Охотник. В некоторые детали заданий посвящается только командир группы. Для максимальной секретности… Охотник… Слышь…

– Что?

– Ты… следи за временем. Когда станет ясно, что вдвоем мы не успеваем, бросай меня и иди к самолету. Один. А еще лучше… сделай это прямо сейчас.

– Знаешь, Веригин, – после короткого молчания сказал покрытый потом, шумно дышащий и окутанный клубами белого морозного пара Корсак. – Если бы мы находились не здесь, и не сейчас, и при других обстоятельствах, я бы тебе за такие слова – ей-богу – все зубы выбил. До одного. Не посмотрел бы на знаки различия. Так что не зли меня, старлей. А то хуже будет.

– Хуже? – глухо хмыкнул Лис. – Сразу пристрелишь? Чтобы долго не мучился?!

– Иначе бегом понесу, – скрипнул зубами Слава. – А под горку, когда доберемся, сам вниз волчком покатишься. Не барин.

Стиснув зубы, Охотник действительно прибавил шаг. Помогала злость. На себя, на Лиса, на стечение обстоятельств. О времени Слава довольно долго не думал вообще. Просто шел по снежной целине, тяжело передвигая ноги, упрямо и неутомимо, как танк. До тех пор, пока не остановился на берегу речушки и не повалился на бок, осторожно сбрасывая груз с онемевшей спины и давая себе короткий отдых. Развернул карту, еще раз сверился с рельефом местности и понял, что есть возможность изменить маршрут, сделать его более удобным. Рискованно изменить – наплевав на традиционную для диверсантов скрытность передвижения, выйти на ровный песок побережья гораздо ближе к точке отлета и тем самым, по предварительным прикидкам, выиграть минимум полчаса.

Второй раз закидывать рыжего на спину оказалось стократ труднее. Но они справились. И, качаясь, словно пьяный генерал Краузе в ночь с пятницы на субботу, пошли дальше, начав планомерно, по дуге, забирать влево – к покрытому до самого горизонта огромными ледяными торосами морю…

Усталость – свинцовая, сокрушающая, вяжущая – навалилась на Ярослава внезапно. Едва они, оставив позади прибрежный сосновый лесок и утопая по колени в нанесенном ветром сугробе, спустились с дюны на пляж, колени его словно подломились. Дважды подряд споткнувшись на ровном месте и лишь чудом удержав равновесие, Слава понял, что пришло время делать очередной привал. Упав на колени, он тяжело повалился на бок, стараясь, скидывая ношу, не причинять Лису боли, но все равно вышло неуклюже – сползая, старлей неловко подвернул ногу. Но не издал не единого звука. Сел рядом, тяжело вздохнул и прошептал в пустоту, равнодушно, безразлично, словно речь шла о погоде на прошлое Рождество:

– Стопа словно чужая. Даже пятка уже не болит. Финиш.

– Не паникуй раньше времени, – не хуже рыжего понимая, что на морозе означают такие вот симптомы, чуть слышно бросил Слава. – До самолета дойдем, а там снимешь ботинок и разотрешь. Пару часов локти покусаешь от боли – и порядок. У летчиков обязательно найдется спирт.

– Хороший ты мужик, Охотник, – грустно улыбнулся Лис. Лицо Веригина на миг разгладилось, но тут же напряглось снова. Под глазами пролегли глубокие тени. – Но по ушам мне перышком гладить не надо, я не смазливая институтка. У меня за полтора года в «Стерхе» девять боевых операций на вражеской территории. Не считая мелких командировок… Четыре из них – прошлой зимой. А какие тогда в Швеции стояли морозы – тебе и не снилось.

– Вряд ли. Ты забыл – я на другой стороне материка два года в уссурийской тайге обретался. Там сорок – это цветочки.

– Не суть, – поморщился Лис. – Главное, что я впервые своими глазами увидел, что такое обморожение третьей степени. Одного из наших во время перестрелки с охраной объекта, куда мы грубо зашли в гости, ранило в руку. Потерял много крови. Руку пришлось подвязать. Пока туда-сюда, добрались до врача – кисть уже стала черной…