Хранительница болот - Наталья Николаевна Тимошенко

возмущенно, закачались деревья, забурлила вода в болоте. Я заметила на поверхности темной лужи в нескольких метрах от меня всплывшего Багника. Над водой торчали только его жабьи глаза, но я уже научилась отличать его от кочек, которыми он обычно притворялся. Выглядывали из-за деревьев любопытные Гаёвки, торчали из травы уши еще какой-то нечисти. Никто не собирался выходить ко мне и признаваться в содеянном.

– Не выйдешь? – спросила я, оглядываясь по сторонам. – Знай, я все равно тебя найду! И тогда мало не покажется!

Большой толстый дуб, который никак не мог расти на болоте, вдруг качнулся ко мне, придвинулся ближе, и я узнала в нем мощного Лесуна. Честно говоря, его я всегда опасалась. Он не причинял мне вреда и, по уверениям Агаты, в целом был весьма доброжелателен, но одни его размеры внушали мне уважение и страх.

– Чем мы вызвали твой гнев, Хранительница? – различила я в шуме кроны голос Лесуна.

– Кто-то залез в мой дом ночью и поджег его, – сказала я уже спокойнее. – Мы могли погибнуть. На полу остался след, весь в тине и сухой траве.

Лесун зашумел еще сильнее, ветер прокатился по другим деревьям, и мне показалось, что они разговаривают между собой. Слов я не разобрала, но это было похоже на совещание. Испуганно пригнулась трава, спрятались в ней уши. Зозовки скрылись за деревьями, только любопытный Багник вылез наружу еще сильнее, будто старался услышать, о чем говорят деревья.

Наконец ветер стих, я поняла, что Лесун снова повернулся ко мне, хотя даже глаз его не видела.

– Не там ты ищешь, Хранительница, – снова услышала я его голос. – Не мы то сделали.

– А кто?

– Ищи среди тех, кто близок тебе. Вредитель рядом.

– Ты уверен?

– Да. Тебе они могут соврать, а мне – нет.

– Но кто?

– Не могу я того сказать, – зашуршали снова деревья. – Не вмешиваемся мы в ваши дела, как ты не вмешиваешься в наши. Одно знаю твердо: не мы виноваты в пожаре.

Лес снова зашумел, на этот раз возмущенно, будто нечисть шепталась о том, что Хранительница едва не оболгала кого-то из их честного народа. И хоть я не могла до конца доверять словам Лесуна, а все же понимала, что он прав. Я лично запирала дверь на террасу вечером, открыть ее мог лишь тот, у кого есть ключ, или тот, кто сначала вышел из дома, а затем вернулся обратно.

Глава 23

Этот день начался отвратительно и продолжался точно так же. Мы с тетушками отмывали от сажи гостиную; строители, сегодня переведенные на работы «по дому», вместе с Иваном и Кириллом помогали вытаскивать обгоревшую мебель, отрывали почерневшие обои, выносили все на улицу. Окна были распахнуты настежь, но даже свежий ветерок не мог выгнать из дома запах гари. Тот въедался в кожу, волосы, и уже час спустя мне казалось, что я никогда от него не отмоюсь.

Юльку отправили на кухню готовить всем бутерброды и дожидаться Веру, которая обещала помочь с обедом.

Только вернувшись с болота, я обнаружила на своей руке большой яркий ожог, но не стала никого напрягать с ним, забинтовала сама, как смогла. И теперь рука болела, а стоило зацепить повязку, отдавалась глухой болью в плечо, я морщилась, но молчала. Может, нужно было поехать к фельдшеру, но мне не хотелось оставлять дом. Казалось, что, как только я уеду, случится что-то еще. Глупые мысли, ведь мое присутствие никак его не защитило, но я ничего не могла поделать. Пожалуй, впервые с момента приезда у меня было такое отвратительно упадническое настроение, за что я корила сама себя. То есть две смерти, одна из которых произошла на территории твоего парка, тебя, Эмилия, не тронули, а сгоревшая половина гостиной – да? Однако правда была именно такой. Я перестала чувствовать себя защищенной в этом доме, а еще не выходили из головы слова Лесуна о том, что рядом со мной тот, кто желает мне зла.

Кто? Кто?! Вера, которая учила меня быть Хранительницей, помогала с переводом книг? Которая, я почти не сомневалась в этом, вылечила Юльку? Уж простите, но даже в ее знахарские способности я верю больше, чем в целительную силу здешнего воздуха. Кирилл, явно влюбленный в Юльку? Ведь она могла пострадать от огня в первую очередь, камин стоит вплотную к стене ее комнаты! Она была бы первой на пути огня, если бы Домовик меня не разбудил. Тетушки? Но они только приехали! Да и зачем им это? Они выглядели такими же напуганными пожаром, как и я. Иван? В это я отказывалась верить сильнее всего. Да, у него определенно есть тайны, но зачем ему пытаться убить нас? Меня? Сначала поцеловать, потом поджечь мой дом? Да и откуда у него ключ? Даже если бы и нашел что-то в Желтом доме, то наверняка за сто двадцать лет замки менялись не раз. Это же не дверь в подвале.

Наверное, все сомнения и страдания были написаны у меня на лице, потому что в конце концов Иван, до этого бросавший на меня тревожные взгляды, молча взял за руку и отвел в одну из комнат во флигеле, которую я переделала в свой кабинет: хранила там разные бумаги, беседовала со строителями.

Он усадил на меня на маленький двухместный диван, сел рядом и молча развернул импровизированную повязку. Я не сопротивлялась, до того было больно. Ожог выглядел не очень хорошо. Красное пятно было длинным, от запястья и почти до локтя, кое-где уже надулись пузыри с прозрачным содержимым.

– У тебя есть что-то обезболивающее? – спросил Иван, разглядывая ожог без отвращения, с каким люди, не привыкшие к подобным зрелищам, смотрят на раны.

– Только от головы, – ответила я, морщась. – У Юльки должно быть что-то посильнее.

– Почему не выпила?

– Не хотела никого тревожить.

Я на самом деле не хотела, чтобы вокруг меня суетились. Сама виновата в ожоге, нечего было голыми руками бросаться на огонь. Вот он и ответил мне: лизнул горячим языком, которым до этого пожирал шторы.

Иван поднялся, вышел из комнаты, а вернулся вместе с подносом, на котором стояла миска с прозрачной водой, бутылка минералки, лежали чистые бинты и Юлькины таблетки.

– Пей, – велел он, протягивая мне бутылку.

Я выпила таблетку и откинулась на спинку дивана, позволяя ему заняться рукой. Иван аккуратно промыл ожог, пузыри вскрывать не стал.

– Можем занести инфекцию, – прокомментировал он. – А нам это не надо.

Глядя на то, как ловко он бинтует мою руку, смазав ожог чем-то дурно пахнущим, я сказала:

– Ты ведь врач.

Не спросила, я не сомневалась в своих догадках. Просто констатировала.

Иван не поднял на меня взгляд, продолжил бинтовать, будто ничего не услышал.

– С чего ты взяла? – спросил спокойно.

– Ты ловко управляешься с бинтами.

– Просто опыт большой. В детстве часто ранился. Я был тем еще сорвиголовой.

Он улыбнулся краешком губ, а я вдруг некстати вспомнила их вкус. Страшно захотелось, чтобы он снова меня поцеловал. Наверное, тогда и боль в руке уменьшилась бы, и мои подозрения в его адрес тоже.

– У меня тоже большой опыт, с Юлькой его быстро набираешься, но я все равно не так ловка, как ты, – заметила я. – А еще ты так хорошо зашил рану на своем боку, что даже шрама почти не осталось.

На этот раз его руки замерли на секунду, а затем он молча добинтовал, завязал узелок. Поднялся, протянул руку мне.

– Пойдем. Кажется, я слышу какой-то шум.

Я тоже его слышала, но расспрашивать дальше не стала не поэтому. Мне просто уже не нужно было слышать его ответ, я и так знала. Иван – врач. И он не живет в Желтом доме, лишь делает вид. Может, снял комнату в Березовке или вовсе приезжает из города. И почему-то следит за мной, за моим домом. Слишком уж быстро он оказался у нас, когда случился пожар. В деревне никто не проснулся, пока не послышался вой сирен, а он был рядом, бросился помогать. Где он живет, что ищет, каковы его мотивы – на то мне еще предстояло найти ответы.

Шумом оказался эмоциональный спор тетушки Ани с прорабом Виктором Алексеевичем. С чего именно все началось, никто не знал,