Возвращение танцмейстера - Хеннинг Манкелль

У него был только один несомненный отправной пункт: Арон Зильберштейн, или Фернандо Херейра, кем он был сейчас, совершил убийство. Если бы он был верующим, как Мария, он угодил бы за это преступление в ад. Но он не верил ни в каких богов, кроме тех, кого он сам в минуты слабости создавал себе, нуждаясь в их помощи. Бог – для бедных и слабых, а он не был ни тем ни другим. Уже ребенком он был вынужден надеть на себя толстый защитный панцирь, и этот панцирь прирос к нему навсегда. Он и сам толком не знал, кем он был в первую очередь – евреем или немецким эмигрантом в Аргентине. Ни иудаизм, ни еврейские традиции, ни даже еврейская общность никогда и ничем не помогли ему в жизни.

В конце шестидесятых он собрался и поехал в Иерусалим. Это было через пару лет после большой войны с Египтом, и поездка эта вовсе не была паломничеством – ему было просто любопытно. Может быть, он предпринял путешествие ради отца – еще не зная тогда, кто его убил. В одной гостинице с ним жил пожилой еврей из Чикаго, очень религиозный, настоящий ортодокс. Они несколько раз встречались за завтраком. Исаак Садлер был очень приветлив. С грустной улыбкой, которая, впрочем, не скрывала, что он по-прежнему с трудом верит, что остался в живых, Садлер рассказал Арону, что сидел в концлагере. Когда пришли американские солдаты, он был настолько истощен, что сил хватило только на то, чтобы объяснить им, что его пока не надо хоронить – он еще живой. После этого для него стало очевидно, что надо ехать в Америку и жить там. Как-то за завтраком они говорили о возмездии и вспомнили Эйхмана. К концу шестидесятых Арон почти потерял надежду найти убийцу отца.

Но разговор с Исааком Садлером вернул ему вдохновение – мысленно он всегда употреблял это слово, «вдохновение», – продолжать поиски. Исаак Садлер непоколебимо верил, что казнь Эйхмана была справедливой.

Поиски немецких нацистов должны продолжаться, пока остается теоретическая возможность, что те, кто совершил все эти чудовищные преступления, еще живы.

Даже после возвращения из Иерусалима собственные еврейские корни интересовали Арона очень мало. Но он вновь начал поиски. Он обратился даже в фонд Симона Визенталя в Вене, но это ничего не дало. Пройдет еще много времени, пока на его жизненном пути возникнет Хёлльнер и даст ему ключ к решению загадки.

Он сидел в хижине, принадлежащей некоему Фростенгрену, и смотрел на горы. Он таки нашел иголку в стоге сена, и он не спасовал в решающий момент. Герберт Молин был мертв. Все шло согласно плану. До тех пор, пока не возник второй, сосед Молина, которого тоже убили. Так же, как и Молина – возле его собственного дома. Как будто тот, кто убил Андерссона, подражал Арону. Два одиноких старика, живущих только для себя. У обоих собаки. Обоих убили не в доме, а рядом. Но важнее было не то, что объединяло два убийства, а их различия. Он не знал точно, что думает полиция. Но он-то видел эти различия ясно, поскольку не убивал Авраама Андерссона.

Он рассеянно наблюдал, как с гор сползают в долину клочья тумана. К определенным выводам он уже пришел. Тот, кто убил Андерссона, очень хотел, чтобы все выглядело так, будто оба убийства совершил один и тот же человек Но здесь-то и была загадка. Кто мог знать об убийстве Молина в таких деталях? Арон точно не знал, что писали в газетах, и понятия не имел, что говорила полиция на пресс-конференциях, которые, по его представлениям, должны были состояться. Кто может это знать?

Было и еще одно большое «почему». У того, кто убил Андерссона, должен быть мотив. Пружина сжалась, подумал он. Со смертью Молина был запущен какой-то механизм, означавший, что Авраам Андерссон неизбежно должен умереть.

Но кем он был запущен и почему? Весь день он пытался подойти к ответу на эти вопросы с разных сторон. Он то и дело принимался готовить себе еду – не потому, что был голоден, а чтобы успокоиться. Он не мог избавиться от угнетающей его мысли, что он каким-то образом причастен к смерти Андерссона. Может быть, между этими двоими существовали какие-то тайные связи? Какие-то общие секреты, которые могли быть раскрыты после смерти Молина? Наверное, так оно и было. Что-то, чего он не знал и не мог знать. Смерть Молина представляла для кого-то большую опасность, и Андерссон должен был умереть, чтобы какая-то тайна не выплыла наружу.

Он вышел во двор. Сильно пахло намокшим мхом. Над головой плыли низкие облака. Совершенно беззвучно, подумал он. Облака движутся совершенно беззвучно. Он медленно обошел бревенчатый домик, раз, потом еще раз.

Существует еще один человек, появлявшийся несколько раз в глуши, где жили Молин и Андерссон. Женщина. Он трижды видел, как она шла лесом, чтобы навестить Герберта Молина. Он шел за ними, когда они прогуливались по лесным тропкам Один раз они пошли к озеру, и он испугался, что они обнаружат его палатку. Но у последнего поворота, не дойдя совсем немного, они повернули, и он выдохнул с облегчением Он крался за ними через лес, как какой-нибудь индеец из читанных им в детстве книг Эдварда С. Эллиса. Они о чем-то разговаривали, изредка смеялись.

Погуляв, они зашли в дом. Арон подкрался с задней стороны дома и услышал звуки музыки. Он не поверил своим ушам – кто-то пел на испанском, причем именно на аргентинском испанском, с характерной интонацией, которой нет ни в одной испаноязычной стране, кроме Аргентины. После музыкальной интерлюдии, продолжавшейся полчаса или час, все стихло. Может быть, они занимались любовью, но точно он так и не узнал. Может быть, и занимались, но в полной тишине – ни скрипа кровати, ни вздохов, ни стонов. Потом он провожал ее до машины. Они всегда пожимали друг другу руки на прощанье, никаких поцелуев или объятий. Она садилась в машину и уезжала на восток.

Ему было интересно, кто она. Теперь он знал или думал, что знает, – ее зовут Эльза Берггрен. Это имя стояло на обратной стороне выброшенного в пепельницу ресторанного счета рядом с именами Герберта Молина и Авраама Андерссона, образуя один из углов треугольника. Что значил этот треугольник, он не мог сообразить. Может быть, Эльза Берггрен тоже была нацисткой, поселившейся на старости лет в Херьедалене?

Он, не отрываясь, смотрел на склоны гор и пытался сформулировать версию. Треугольник с тремя вершинами – Герберт Молин, Авраам Андерссон и Эльза Берггрен. Были ли знакомы между собой Эльза Берггрен и Андерссон, он не знал. При нем, во всяком случае, они не встречались. Они оказались участниками сочиненной им драмы.

И еще раз обошел он вокруг дома. Где-то вдалеке послышался звук – летел самолет. Потом опять все стихло, кроме шума горного ветра.

Другого объяснения просто нет, подумал он. У этих троих было что-то общее, полицейский нарисовал все правильно. Какая-то общая тайна. Поскольку Герберт Молин умер, Авраам Андерссон тоже должен был умереть. Осталась только одна вершина треугольника – Эльза Берггрен. Это она носит на шее невидимый ключик к тайне.

Он вернулся в дом. Следующий пакет гамбургеров уже почти оттаял. Он должен поговорить с Эльзой Берггрен, иначе он никогда не узнает эту тайну.

Вечер ушел на обдумывание плана. Он зашторил окна и поставил настольную лампу на пол, чтобы свет не проникал наружу, в окружившую его тьму. Он сидел за столом до полуночи. Теперь он знал, что делать. Он понимал, что идет на риск. Но выбора у него не было.