Вычислитель. Пять умных повестей - Александр Громов

Любопытно, что у многих из них хватило бы мозгов, чтобы вести куда более достойный образ жизни в должности квалифицированного мастерового, техника или даже инженера. Нет, не желают… Почему? Что это: своеобразная форма протеста против общественных устоев – или обыкновенная лень людей, знающих, что им не дадут помереть с голоду?

Третий класс… Всегда в голове состава, мчащегося со скоростью пятьсот верст в час. А вагоны класса «люкс» всегда позади. Глупо. Если откажет электромагнитная подвеска и весь состав брякнется на брюхо, всем достанется поровну. А если на полной скорости произойдет столкновение, сминаемые в гармошку головные вагоны все равно окажутся недостаточным амортизатором удара. В этом случае вся разница между отутюженным тайным советником с безукоризненными манерами и какой-нибудь завшивевшей образиной, гадящей мимо унитаза, будет заключаться в том, что образину расплющит сразу, а тайный советник проживет еще секунду-другую, так что, возможно, даже успеет осознать ближайшую перспективу и испугаться… Интересно, ему это очень надо?

Третий класс. Помойка. Виварий. Место, где тебя могут запросто оскорбить. Место, которое оскорбляет само по себе. Всем прекрасно известно, что в случае драки или какого иного бесчинства киберкондуктор мигом превращается в киберкопа: отключает вентиляцию и наполняет вагон усыпляющим газом. И все равно драки и бесчинства здесь нередки. Сиденья – жесткие, с глубоко вырезанными надписями хамского содержания, вдобавок безграмотными. И запах, запах… Неистребимый, несмотря на вентиляцию. Навечно въевшийся в пористый пластик обшивки.

Вагон скрипел и раскачивался; внизу под полом что-то ныло на высокой ноте с омерзительным упорством бормашины. За грязным стеклом мелькали пейзажи – так быстро, что болели глаза. И все-таки смотреть вовне было приятнее, чем изучать вагон и его пассажиров. Несмотря на отвратное амбре, хотелось есть, а еще больше пить. Облизнув пересохшие губы, Арсений подавил в себе желание поискать по карманам неучтенную купюру. Откуда ей там взяться? Отходя от билетной кассы, он пересчитал оставшуюся наличность: два имперских кредита и шестнадцать российских рублей, не считая мелкого никеля. Хватит на одну ночь в наидешевейшей гостинице, но на еду и бутылку воды уже не хватит…

Он солгал, что не нищ. Язык не повернулся признаться этому кругленькому благополучному уполномоченному в том, что поиски места продолжаются уже столь долго и тщетно. В том, что они распылили все накопления, и без того не слишком большие. Растаяли и деньги, взятые у друзей под честное слово. Теперь он беднее любого голодранца и может рассчитывать лишь на жалованье на новом месте службы. Быть может, дадут аванс?..

Возможно.

Худо, если нет.

И, что уж совсем противно, винить следует только себя самого.

Арсений скрипнул зубами. Амеба! Улитка мягкотелая, слизень голый! Вот уж точно, что теперь голый! Служил, да. Как все. Дослужился до коллежского секретаря, что к тридцати годам вполне нормально, то есть средне. Типичный середнячок. Аккуратный служака без инициативы, без честолюбия. А впрочем, будь ты хоть безмерно инициативным, хоть честолюбивым, как Цезарь, – в земской канцелярии это ровным счетом ничего тебе не даст, разве что лет через тридцать, как справедливо заметил старший уполномоченный…

Взять взаймы больше не у кого. Не у Риты же. Никакая финансовая структура, хоть государственная, хоть частная, хоть подпольная, не даст кредит без обеспечения. А обратись-ка хоть раз за государственным пособием по бедности – неминуемо попадешь под идентификацию личности и уж тогда можешь навсегда забыть о потомственном дворянстве. Самое обычное дело. Что бы потом человек ни совершил, считается: раз обратился за пособием, значит, неудачлив, безынициативен, бесперспективен, сам на себя махнул рукой. Пролетарий в римском смысле. Клеймо на всю жизнь. И о карьере забудь. Хорошо, если не лишат личного дворянства решением сословного суда, – были прецеденты…

Арсений стиснул зубы до хруста. Стыдно! Жил – словно не жил, самодостаточный, всем довольный, не обретя ни друзей, ни врагов. Жил, как в вате. Дворянин по рождению, не по заслугам. Чересчур инертный, чтобы прыгнуть выше головы, чересчур здравомыслящий, чтобы прожигать жизнь. Вместо горения предпочел медленно тлеть и называл это тление жизнью. В меру работал, в меру веселился, в меру скучал. Иногда посещал вечеринки, никогда не напиваясь вдрызг, лениво флиртовал, вел никчемные разговоры, любил ходить в лес по грибы. Добропорядочный сверчок на своем малом шестке. Полезных знакомств – и тех не завел. Действительно, амеба! Даже не инфузория, не простейшее жгутиковое – те по крайней мере шустро плавают в капле воды, черт их знает зачем. Удивительно, что Рита сумела полюбить такую ленивую протоплазму и даже не захотела прервать беременность, несмотря на уговоры родни!

И все-таки сегодня кое-что сделано. Положено начало. Арсений улыбался, вспоминая, как лихо он прорвался на прием к старшему уполномоченному по трудоустройству. Вот так бы всегда!

А дальше – снова стыд и позор. Пришел клянчить место, словно навязчивый нищий попрошайка! Да если бы этот самый Прохазка сам не оказался грибником, он и слушать бы не стал! Что ему очередной неудачник? Не видал он их, что ли?

Самое обидное, что уполномоченный прав. Система, не эксплуатирующая человеческое корыстолюбие, исторически обречена, но одного корыстолюбия мало. Добавить к нему честолюбие, узаконить привилегии высшего сословия и по возможности препятствовать превращению дворянства в замкнутый, а следовательно, вырождающийся класс – вот и решение проблемы. Лучшее или не лучшее – кто знает? Но работающее без серьезных сбоев вот уже скоро три столетия. Закон об эрозии делает свое дело – численность дворянства растет медленно, очень медленно. Зато престиж сословия на высоте. Кто, спрашивается, в Бестолковые века вытащил Россию из дыры? Дворянство и те, кто не щадя живота своего добивался этого звания. Даже самые ярые противники сословного деления не решаются отрицать данный твердо установленный факт. Именно дворяне за триста лет сделали империю такой, какова она есть, – а сейчас она, пожалуй, наиболее процветающий фрагмент Всемирной конфедерации.

Потому-то они и не путешествуют третьим классом…

А если им приходится это делать, то никто, кроме них, в этом не виноват.

Логично. До тошноты логично.

«А чего же ты еще хотел, голубчик? Кисельных рек?»

Почему-то эта горькая и одновременно самая светлая мысль прожитого дня, если не считать гениального тактического плана прорваться к Прохазке, успокоила Арсения. У него еще оставался последний шанс. В случае неудачи наличных денег не хватило бы даже на то, чтобы вернуться домой. В любом случае оставалось надеяться только на этот корвет… как его… «Наглый», что ли?

– Нет, не «Наглый», – со сдержанным раздражением отчеканил старший офицер. – Наш корвет называется «Нахальный», это я вам советую накрепко запомнить. Не «Охальный», не «Наглый», не «Развязный» и даже, представьте себе, не «Отмороженный», а именно «Нахальный». Запомнили?

– Запомнил, – кротко сказал Арсений. – Прошу прощения.