Музыка сфер - Элизабет Редферн

Его серые глаза многозначительно сверлили Александра. Александр резко отвернулся, его сердце стучало, и ему представился Дэниэль, дожидающийся его в спальне в Кларкенуэлле. Только в его воображении лицо Дэниэля внезапно превратилось в лицо Гая. О Господи, это место накладывает на него злые чары! Он оперся дрожащей рукой на балюстраду и страдальчески пробормотал:

— Я должен уйти. Может быть, доктор пришлет мне бумаги с рассыльным через день-другой. До дома я доберусь сам.

Но прежде чем он успел сбежать, послышались шаги. К ним по коридору шел Ротье с пачкой листов в руке. Он поглядел на Александра, затем пронзительно на Норленда, но тот лишь ухмыльнулся и сказал:

— Мосье Мышонок вас заждался, Ротье.

Ротье сказал сухо:

— Оставьте нас. Наше дело сугубо между нами.

Бывший священник, казалось, остался равнодушен к тому, что Ротье попросту его прогонял.

— Как угодно, — ответил он, пожал плечами и начал неторопливо спускаться по лестнице.

Ротье выждал, чтобы он ушел, и опять повернулся к Александру.

— Прошу прощения, что задержал вас. Вот выкладки Гая. Как вы полагаете, сколько времени вам понадобится, чтобы разобраться в них?

Александр, все еще не прийдя в себя, перебирал лист за листом, плотно покрытые цифрами.

— Тут потребуется большая работа. Месяц. Может быть, дольше…

Суровое лицо Ротье вытянулось.

— Так долго?

— Я погляжу, — сказал Александр, поднимая голову от листов. — У меня есть несколько других обязательств… Я должен зарабатывать себе на жизнь.

— Извините мою оплошность! — воскликнул Ротье. — Мне следовало бы объяснить раньше. Мы нанимаем вас для этой работы и заплатим в соответствии с вашими талантами.

Александр снова расстроился.

— Я не думал о деньгах.

— Пожалуйста, не спорьте. Все будет устроено надлежащим образом. Вы ничего не забыли? Ральф ждет вас с каретой у крыльца.

Его глаза, думал Александр, глаза Ротье в чем-то изменились: стали темнее, непрозрачнее. «Наш доктор Ротье дурманит себя опием, как и очень многие его коллеги…» Опий или что-то еще? Не лгал ли Норленд? Не лгал ли бывший священник с начала и до конца, набивая перегруженный разум Александра одной грубой ложью за другой, и теперь они бурлят, подобно бреду сумасшедшего в его закружившемся мозгу?

Александр, пошатываясь, повернулся, чтобы уйти, но Ротье потрогал его за плечо и сказал:

— Еще одно. Норленд не всегда придерживается правды. Помните это.

— Он сказал мне, что прежде был священником. Это хотя бы правда?

— Да. — Ротье заколебался, словно взвешивая, что еще добавить. — Было время, когда в Париже убивали священников, как убивали ученых. Норленд был брошен в тюрьму. Он отрекся от своей веры, чтобы спасти себе жизнь.

Александр сказал негромко:

— Не уверен, что я был бы более мужественным.

— Как и я, — сказал Ротье.

Они обменялись почти торжественным рукопожатием, и Александр вышел, крепко сжимая под мышкой листы.

Покинув дом, он несколько раз вдохнул чистый ночной воздух, чтобы успокоиться, затем сел в карету, и Ральф торопливо хлестнул лошадей. Александр испытал жгучее смущение, когда они проехали небольшое расстояние, и он был вынужден попросить Ральфа остановиться, чтобы наконец облегчить свой многострадальный мочевой пузырь за деревьями, обрамлявшими пустынную дорогу. Забираясь назад в карету, он был уверен, что увидел презрение в глазах изуродованного шрамом кучера.

Он несколько успокоился, но у него возникло ощущение, что он надругался над братом и сестрой, подглядев тот момент близости, который никому не следовало видеть.

Его руки сжали листы, врученные ему Ротье. Ну, хотя бы у него есть шанс искупить свое нечаянное вторжение, выполнив для Гая эту работу. Измученное сознание Александра погрузилось в бесконечные предположения, а его усталое тело тряслось от подпрыгивания обитых железом колес кареты по неровному булыжнику Хай-Холборна. Думая о Гае, он вспомнил его странную поглощенность Презепе, туманным скоплением слабых звезд в созвездии морского краба — Рака. Августа сказала ему, что ее брат выздоровеет. Но теперь Александр твердо знал, что Гай умирает.

Заходит солнце, сумерки угасли,

Достигла ночь зенита своего,

Ни вздоха ветра средь уснувших рощ,

Застывших в воздухе недвижном полуночи.

ДЖОН БРАУН. «Рапсодия» (1776)

Большая колымага со скоростью улитки провезла Александра до Кларкенуэллского выгона мимо позорного столба и караульни и остановилась на углу темного проулка за церковью, где был его дом. Никогда прежде Александр так отчаянно не стыдился узкого маленького двора с темными окнами над ним, с кучами старых отбросов, накопившихся в сырых углах, и слабым всепроникающим запахом пивоварни. Он воображал, с каким неодобрением Ральф смотрел ему вслед, пока он торопливо шел по проулку и возился с ключом у облупившейся входной двери. Поднявшись по лестнице еле слышно, чтобы не разбудить Ханну и ее дочь, он осторожно открыл дверь в свою гостиную и с изумлением увидел, что свечи все еще горят.

— Дэниэль! — позвал он негромко. — Дэниэль!

И тут с холодной дрожью заметил, что в кресле среди теней возле окна кто-то сидит, кто-то, кто молча, выжидающе наблюдает за ним. Его сводный брат Джонатан.

— Что ты тут делаешь? — прошептал Александр. — Чего ты хочешь?

Джонатан медленно поднялся на ноги. Его лицо всегда хранило выражение жесткой непреклонности, но теперь в бороздках, тянущихся от носа к подбородку, Александр заметил новую усталость.

Джонатан сказал:

— Ты не хуже меня знаешь, зачем я пришел. Теперь расскажи, что нового ты узнал о Монпелье сегодня вечером?

Александр было удивился, каким образом Джонатан узнал про его поездку. Но ведь Джонатан знал все. У Джонатана были соглядатаи.

Александр оглядел сумрачную комнату, испытывая новый страх.

— Где Дэниэль?

Джонатан быстро подошел к двери и закрыл ее.

— Я отправил паренька спать. Ему ничто не угрожает, хотя о тебе я этого сказать не могу. — Он встал перед дверью, словно предотвращая любую попытку сбежать. — Ты играешь со мной в какие-то игры, Александр? Почему ты не предупредил меня, что снова туда поедешь?

— Потому что я сам ничего про это не знал.

Джонатан прищурился на него. Не веря.

— Доктор… доктор Ротье заехал за мной, — заикаясь, сказал Александр, — в карете. И совершенно неожиданно… — Умолкнув, он вытащил скомканный носовой платок и утер лоб. — Это бессмысленно, Джонатан, совершенно бессмысленно. Я ничего не узнал, говорю же тебе. Разговоры были только об астрономии, а с какой стороны это может оказаться полезным тебе?