Мстислав Великий. Последний князь Единой Руси - Василий Седугин

Четыре дня шло русское войско, прижимая половцев к Дону. Степняки вели полукочевую жизнь: летом они кочевали, а на зиму останавливались в крупных селениях, составленных из юрт, запасались кормами, продовольствием. И теперь, застигнутые врасплох, они бросали насиженные гнезда и уходили в степь, – без еды и корма для скота.

– Ничего, далеко не уйдут, – спокойно говорил Мономах, из-под ладони осматривая безбрежную степь. – Придется им принимать решительное сражение.

И – точно. На пятый день несметные полчища двинулись на русов. Святополк и Мономах начали расставлять свои силы: середину заняли пешие воины, а по крыльям разместились конники. Мстислав со своей дружиной прикрыл правый край.

– Гляди в оба, – наставлял Мономах сына. – Ни в коем случае не давай степнякам ударить сбоку. Иначе беда, сомнут весь строй и изрубят в голой степи подчистую.

Половцы приближались. И вот, сорвавшись с места, стремительно рванулась вперед легкая конная лава. С близкого расстояния она выпустила тучу стрел и умчалась назад, а вслед за ней налетела вторая, а затем третья... В ответ русы выпустили рой своих стрел, с той и другой стороны появились раненые и убитые. Бой разгорался.

Наконец противник соединил всех конников в одну силу и бросил на строй русов. Страшны половцы первым ударом, кажется, их кони сметут все на своем пути, растопчут и повергнут в прах любого врага. Но на их пути встали пешие воины. Укрывшись за большими щитами, они приняли на остроконечные длинные пики вражеских лошадей, а потом засапожными кинжалами стали расправляться с упавшими всадниками. Закипело жестокое сражение.

У Мстислава картина боя развертывалась перед глазами. Зная повадки половцев, он отметил, что на этот раз действовали они без особой выдумки, пробивались напролом. И стремительного нападения у них не получилось. Не было в беге лошадей прежней быстроты и свежести; оголодавшие за зиму кони тяжело несли своих всадников по вязкой, еще не просохшей земле, теряя в этом беге последние силы.

Встретив упорное сопротивление, половцы стали заворачивать коней обратно; на длительный изнуряющий бой они не были способны.

Получив отпор в центре, ханы бросили конницу в обход. Мстислав видел, как движутся на него большие силы половцев, и, выждав момент, бросил свою дружину навстречу. Он скакал впереди, опустив меч и чувствуя, как наливается тяжестью правая рука. Он выбрал себе рыжебородого половца, лихо мчавшегося на него; подняв меч, со страшной силой опустил на правое плечо противника и рукой почувствовал, как сталь разрезала кольчугу и вошла в мягкое, податливое тело. Не теряя ни мгновения, кинул послушного коня на другого степняка, ткнул его в незащищенный бок... Остальное помнил плохо: мелькали перед глазами оскаленные морды коней, разъятые в крике рты людей, в ушах стоял звон металла, шум битвы, слившийся в один протяжный и жуткий вой...

Новгородская бронированная дружина отбросила легкую конницу половцев и погнала в степь; то же самое произошло и на левом крыле. Но русы не преследовали противника. Бой только начинался, силы надо было держать в кулаке, и Святополк и Мономах вернули конницу на прежнее место.

Через некоторое время половцы снова ударили по центру. Но опять их встретили длинными копьями пешие воины. Схватка отличалась большой яростью и ожесточением, однако русы выстояли. И в тот момент, когда половцы стали заворачивать коней обратно, с обеих сторон ударили по ним бронированные дружины русов, вперед пошли и пешие воины. Некоторое время степняки еще сопротивлялись, но потом не выдержали удара с трех сторон и побежали.

«И великий Бог вложил ужас великий в половцев, и страх напал на них и трепет перед лицом русских воинов, и оцепенели сами, и у коней их не было быстроты в ногах, – пишет летописец. – Наши же с весельем на конях и пешие пошли к ним. Половцы же, увидев, как устремились на них русские, не дойдя, побежали перед русскими полками. Наши же погнались, рубя их... И убили тут в бою двадцать князей (ханов): Уруссобу, Кчия, Арсланапу, Китанопу, Кумана, Асупа, Куртка, Ченегрепу, Сурьбаря и прочих князей их, а Белдюзя захватили».

Хана Белдюзя привел к Святополку киевский дружинник; великий князь снял с себя золотую цепь и наградил храброго воина. Белдюзь в окровавленной одежде, глядя на Святополка полными ненависти глазами, проговорил звенящим голосом:

– Твоя взяла на сей раз, князь киевский! Покоряюсь твоей воле! Скажи, какой выкуп возьмешь за меня? Тотчас пошлю гонца в свои владения, привезут тебе много золота, серебра, коней и скота!

Ничего не ответил Святополк, потому что видел за спиной хана разоренные селения и уничтоженные посевы, тысячи пленных русов. Кровавый след шел за этим плененным половцем. Приказал позвать Мономаха, а когда тот подъехал, отдал ему на суд Белдюзя.

С трудом выдержал тяжелый взгляд переяславского князя хан, но повторил свою просьбу о выкупе. Тогда ответил ему Владимир Мономах:

– Клянешься ли ты не совершать набегов на Русь?

– Всеми богами нашими клянусь! – тотчас ответил Белдюзь. – Именами родителей, жизнью своих детей обещаю не пересекать границы твоей державы!

Мономах немного помолчал, потом сказал веско:

– Это ведь не мы одолели вас, это клятва одолела вас. Ибо сколько раз, дав клятву, вы все-таки воевали Русскую землю? Почему ты не наставлял сыновей своих и род свой не нарушать клятвы, но проливали вы кровь христианскую? Да будет теперь кровь твоя на голове твоей!

Мономах дал знак своим дружинникам, и те с обнаженными мечами бросились к поверженному хану и изрубили его. А потом обратился он ко всему воинству и произнес:

– Вот день, который даровал Господь! Возрадуемся и возвеселимся в этот день, ибо Бог избавил нас от врагов наших, и покорил врагов наших, и сокрушил головы змеиные, и передал достояние их людям.

Вернулось русское войско с большой победой и полоном великим. Гнали с собой и скот, и овец, и коней, и верблюдов, и плененных половцев, печенегов и торков, тянулись возы со всякой рухлядью, коврами, золотой и серебряной посудой. Радостной толпой возвращались на родину русские пленники.

С нетерпением ждал возвращения в Киев Мстислав. Военные волнения и переживания обострили до предела все чувства, и ему вдруг захотелось увидеть Бажану, взглянуть в лицо, насладиться влюбленным взглядом... «Пошлю записку Кристине, что государственные дела задерживают в столице, и поживу несколько месяцев в тереме боярыни. Тихо, мирно поживу, кто об этом узнает? Не велика беда, и выведают. Все-таки я – князь, кто посмеет перечить?»

Оставив коня у великокняжеского дворца, пошел он пешком к терему боярыни. Мстислав чувствовал, как начало усиленно биться сердце, и он удивился, что волнуется перед встречей с Бажаной. «Неужели влюблен?» – спрашивал он себя и не находил ответа. В его памяти она осталась избалованной, лишенной простоты и естественности женщиной, не уважал и не любил он таких. Так почему его так тянуло к ней?

Он завернул за угол и возле терема увидел Бажану. Она стояла перед каким-то парнем, почти касаясь его одежды, и глядела ему в лицо томным взглядом. Губы ее шевелились, он не слышал, что она говорила, но догадывался по выражению ее лица, что она произносила то же самое, что недавно ему: «Этот день я не забуду никогда... У тебя честный, открытый взгляд, я верю тебе...» Это или что-нибудь вроде этого...