Женщины Викторианской Англии. От идеала до порока - Кэрри Гринберг

Переодевались в «купальной карете» – повозке, запряженной лошадьми. Свет поступал через узкие оконца, и женщинам приходилось повозиться, чтобы расстегнуть все крючки на платье, а затем облачиться в многослойное пляжное одеяние. Закончив, подавали сигнал вознице. Повозка заезжала в воду, куда потом спускались по ступеням. Карикатуры насмехаются над туристами, которые медлят на ступеньках, боясь ступить в ледяную воду. Нерешительные особы пользовались услугами мойщицы, дюжей матроны с подоткнутой юбкой и обнаженными ногами. Она подхватывала купальщиков со ступеней и несколько раз окунала в воду.

К концу Викторианской эпохи скрипящие повозки, столь милые сердцу отдыхающих, почти вышли из употребления. Уже в 1883 году сатирический журнал «Панч» назвал их «пережитком дней минувших». На место купальным каретам пришли пляжные лифты, описанные в «Автобиографии» Агаты Кристи. По словам писательницы, на каменистом пляже, ступеньками опускавшемся к морю, располагалось несколько кабинок. Купальщица заходила, запирала двери и наскоро переодевалась, после чего служитель спускал кабинку вниз, к воде. Оставалось выйти и плавать в свое удовольствие! А желающие сэкономить практиковали «купание в макинтоше». Они переодевались в гостиничном номере, накидывали плащи поверх купальников и в таком вызывающем виде отправлялись на пляж.

Купальная карета. Рисунок из журнала «Панч», 1871.

В XIX веке женщины высшего и среднего классов готовы были пойти на все, лишь бы избежать загара. В ход шли купальные костюмы, закрывающие тело от щиколотки и до горла, зонтики от солнца, шляпы с широкими полями. Журналы рекламировали чудодейственные лосьоны, которые выводят веснушки и предотвращают загар.

Перед променадом женщинам советовали мазать кожу оливковым маслом, сливками, смешанными с пудрой, и прочими жидкостями, которые найдутся на каждой кухне. У леди были все основания опасаться густого загара, поскольку он прослыл отличительным признаком простонародья.

Но постепенно это предубеждение умерло естественной смертью: все больше людей трудились не на полях, под палящим зноем, а на фабриках, в полутемных цехах. Над трущобами, заселенными беднотой, нависала густая пелена дыма, так что рабочие практически не видели солнца. С другой стороны, верхушка общества проводила время на природе и занималась спортом – теннисом, греблей, гольфом. Кроме того, медицинские умы изменили отношение к солнечным лучам и предписывали гелиотерапию в качестве профилактики рахита и ревматизма. Уже в «ревущие двадцатые» золотистый загар в сочетании с хорошо развитой мускулатурой стал символом высокого статуса. И с тех пор мода на смуглое тело воцарилась на пляжах раз и навсегда.

В своем эссе «О подчиненности женщин» (1869) философ Джон Стюарт Милль решил доказать, что «принцип, который ныне регулирует общественные отношения между полами и заключается в подчиненности одного пола другому, несправедлив сам по себе и является одним из величайших препятствий к развитию человечества». Многие его современники и особенно современницы придерживались такого же мнения. Реформа 1832 года даровала избирательные права большинству мужчин по всей Великобритании; права голоса были лишены только несовершеннолетние, преступники, сумасшедшие… и женщины. Но если в начале XIX века женщины могли только мечтать о равноправии, во второй половине столетия они предприняли конкретные шаги к достижению своей цели. Так зародилось движение суфражисток (или суфражеток), боровшихся за предоставление женщинам избирательных прав, развитие женского образования и улучшение условий их труда. Начиная с 1860-х британские работницы создавали женские профсоюзы, а в июле 1888 года весь Лондон, затаив дыхание, следил за забастовкой работниц спичечной фабрики: женщинам надоели несправедливые штрафы и увольнения, и хозяева фабрики в конце концов пошли на уступки.

В истории суфражисток ярко сияют две фигуры – Миллисент Гарретт Фосетт и Эммелина Панкхерст. Как и большинство суфражисток, они принадлежали к среднему классу. Увы, политическая борьба требует и постоянного источника дохода, и свободного времени. Простые работницы едва ли могли позволить себе такую роскошь, как разъезды по стране, и не были достаточно образованны, чтобы писать статьи. Обе женщины были добропорядочными женами. На протяжении 20 лет Миллисент ухаживала за слепым мужем, либеральным членом парламента, и помогала ему вести дела. Эммелина совмещала заботу о пятерых детях с политической борьбой, в которой ей оказывал содействие ее муж, юрист Ричард Панкхерст. Овдовев, миссис Фосетт и миссис Панкхерст смогли целиком и полностью посвятить себя политике. Несмотря на общую цель, их методы отличались разительно. Спокойная и деятельная Миллисент рассчитывала договориться с законодателями мирным путем, достучаться до них посредством книг и статей, объяснявших необходимость равноправия. Но ее девиз «Добиться избирательного права для женщин на тех же условиях, на которых оно дается мужчинам» казался слишком многословным и чересчур умеренным.

Миллисент Фосетт.

Другое дело – гневный возглас «Право голоса женщинам!». Он исходил от Эммелины Панкхерст и ее дочерей Кристабель, Сильвии и Аделы. Работая в манчестерском бюро регистрации рождения и смертей, Панкхерст насмотрелась на голодных, запуганных, несчастных женщин и пришла к выводу, что политическую систему нужно изменить кардинально. От мелких уступок женщинам едва ли станет лучше. Придется взять быка за рога. Последовательницы Панкхерст прославились своей воинственностью, они громогласно изъявляли недовольство и не чуждались хулиганства. Члены Женского социально-политического союза, основанного Панкхерст в 1903 году, скандировали лозунги у стен парламента, могли плюнуть в полицейского и расколотить окна в доме премьера. Нередко они оказывались за решеткой, где устраивали голодовки (в таком случае их кормили насильно).

Еще в XIX веке, когда их тактика была более мирной, суфражистки нажили немало врагов в парламенте, да и в обществе в целом. Одна из самых выдающихся женщин своего времени, Флоренс Найтингейл отказывалась поддерживать суфражисток, считая, что право голоса это наименьшая из женских забот. Королева Виктория с неприязнью отзывалась о борьбе за равноправие: «Королева настаивает, чтобы все, кто умеет читать или писать, попытались остановить эту безумную и безнравственную блажь под названием «женские права» со всеми сопутствующими ей ужасами – блажь, которой поддался слабый пол, отринув женственность и приличия». (И это при том, что ей так и не довелось увидеть, как суфражистки приковывают себя к оградам или взрывают бомбы!) А леди Эмберли, активной участнице комитета суфражисток, по мнению королевы, «не помешала бы хорошая порка».

Но суфражистки не сдавали позиции, и в 1918 году их многолетние усилия увенчались успехом: британский парламент допустил к голосованию всех женщин старше 30 лет. Во время Первой мировой войны, когда мужчины отправились сражаться на фронт, их рабочие места пришлось занять женщинам. Стало окончательно ясно, что женщины ничуть не ущербнее мужчин и могут приносить обществу такую же пользу. Принятию билля 1918 года в немалой мере способствовала деятельность Национального союза суфражисток, членом которого состояла Миллисент Фосетт. Ее сторонницы обходились без взрывов. Они запаслись терпением и методично боролись за права: Фосетт сравнивала свое детище с ледником, который движется медленно, но неудержимо.