Одна безумная ночь - Барбара Доусон Смит

В окна монотонно барабанили капли дождя. На тумбочке у кровати мерцали свечи в канделябре. Еще один подсвечник с зажженными свечами стоял на столике возле камина. Шарлотта старалась не думать о том, что находится с Брэндом наедине в своей спальне и умирает от желания оказаться в его объятиях. Она подошла к Брэнду и проговорила:

– Я очень рада, что Нэн не имеет к этому делу никакого отношения. Но все же меня кое-что волнует. Скажи, ты ведь не получал записку со словами «ты следующий»?

– Нет, не получал. Вероятно, потому, что в ближайшее время смерть мне не грозит. Если меня арестуют, то сначала состоится суд, а потом вынесение приговора.

Подобная перспектива ее пугала, и думать на эту тему не хотелось. Как мог он относиться к этому с таким безразличием?

Да. Следовало во что бы то ни стало найти убийцу. Найти как можно быстрее.

– А может, убийца – Урия Лсйн? – проговорила она неожиданно. – Но что могло заставить его убивать членов Лиги?

– Хотелось бы мне знать, – пробормотал Брэнд. – Наверное, он сумасшедший. Видишь ли, Лейн много лет страдает от сифилиса, который как пить дать уже разъел его мозги.

– От сифилиса? Что это?

Брэнд посмотрел на нее с удивлением:

– Это болезнь, которую он подхватил от зараженных шлюх.

– А у тебя нет этого... – Шарлотта в ужасе уставилась на Брэнда.

Тот отрицательно покачал головой:

– Я осторожен при выборе любовниц. Очень осторожен. – Его взгляд остановился на ее губах. – А почему тебя это беспокоит?

Сердце Шарлотты гулко застучало, и она почувствовала, что краснеет.

– Хочу быть уверенной, что ты внезапно не превратишься в буйнопомешанного.

– Я постараюсь держать себя в узде, если только ты не станешь умолять о противоположном.

Шарлотта вспыхнула:

– Я никогда никого ни о чем не умоляю! И уж конечно, никогда не стану умолять о чем-либо тебя.

Он провел пальцем по ее щеке.

– Я мог бы доказать обратное, Шер. Всего лишь за две минуты.

Его прикосновение разожгло в ней огонь желания. Они были одни, и Шарлотта слишком хорошо это сознавала; ей безумно хотелось, чтобы он ее поцеловал. Но, несмотря на бархатистые нотки в его голосе, чувствовалось, что он раздражен. Интересно, что именно его раздражало?

Шарлотта отстранила его руку.

– Мы говорили о расследовании, если ты помнишь. Я ошибалась в мистере Джонсе. Он страшный человек, и то, что он обвинил тебя в убийстве, не сойдет ему с рук.

Его губы скривились в ироничной ухмылке.

– Как, ты взяла меня под защиту? Но я и сам в состоянии за себя постоять.

– Не уверена, если тебя не отправят за решетку за преступления, которые ты не совершал. Ведь к мнению мистера Джонса на Боу-стрит прислушиваются. Он может оболгать тебя перед магистратом.

Брэнд нахмурился и проворчал:

– Может статься, что далеко не все ложь.

Шарлотта опешила:

– Господи, что ты говоришь? Разве ты стал бы охотиться за членами Лиги? И неужели ты мог бы убить собственного брата и племянника? Это так же нелепо, как если бы сказали, что моя бабушка способна на такое.

Брэнд принялся расхаживать по комнате; в эти мгновения он походил на пантеру в клетке. Внезапно он остановился и в ярости выпалил:

– Ты не в состоянии представить и десятой части того, что я сделал, Шер. Ты совсем меня не знаешь.

Шарлотта была заинтригована. Как же ей хотелось выведать все его секреты. Но больше всего ей хотелось, чтобы он обнял ее, поцеловал и... Она невольно покосилась на постель, но тут же отвела глаза.

– Брэнд, я прекрасно тебя знаю. Конечно, ты не святой, но и не убийца. Я абсолютно в этом уверена.

Ее слова, казалось, еще больше разозлили Брэнда. Он приблизился к ней и замер на несколько мгновений. Черты его исказились почти до неузнаваемости.

– Абсолютно уверена, говоришь? Так вот, знай: кое в чем Джонс прав. Это я убил Джорджа и его сына.

Брэнд сознавал, что не должен был это говорить, но все же, как ни странно, почувствовал облегчение – он столько лет молчал... и вот, наконец, высказался. В любом случае ему хотелось убедить Шарлотту в том, что она на его счет заблуждается. Очень заблуждается.

Он ожидал, что на ее лице появится выражение отвращения, это презрительное «так я и знала», столь для нее характерное.

Но она, явно озадаченная, пробормотала:

– Брэнд, я не понимаю... Ведь они умерли от холеры. И это, конечно же, не твоя вина.

– Это была моя вина, черт побери! Такая же, как если бы я застрелил их из пистолета.

– Уж не хочешь ли ты сказать, что отравил их?

Ему следовало бы солгать. Правда и без того была ужасной. В любом случае Джорджа и Питера уже не вернешь.

– Они заразились этой болезнью из-за меня. Потому что, беспробудно пьянствуя целый месяц, я скрывался от всех в меблированных комнатах Чипсайда. Джордж приехал туда за мной, чтобы отвезти домой. Тогда он и заразился холерой.

Брэнд судорожно сглотнул; ему вдруг показалось, что он вот-вот задохнется. Сделав глубокий вдох, он подошел к окну и уставился в темноту. Те недели до сих пор виделись ему как в тумане. Желая впасть в забытье, он пил беспробудно. Чего он только не делал, чтобы забыть Грейс, чтобы заглушить злость и боль от того, что она вышла замуж за его лучшего друга. Грейс отдалась ему накануне свадьбы. Всю ночь шептала она нежные слова любви, а утром пошла с Майклом к алтарю.

Будь она проклята. Будь проклят он сам, он оказался слишком слаб.

Брэнд почувствовал за спиной присутствие Шарлотты. И почти тотчас же услышал шуршание ее юбок и уловил аромат цветочного мыла.

– Почему ты пил? – спросила она.

– Какая разница?! – взорвался Брэнд. – Факт остается фактом. Джордж не заболел бы, если бы не приехал за мной.

– Тогда почему же ты сам не заразился?

– Я? – Брэнд усмехнулся. – Я был насквозь проспиртован, так что меня никакая зараза не брала.

– А Питер? Ведь его там не было...

– В том-то все и дело. Я тогда выгнал Джорджа, но он явился на следующий день и привез с собой сына. Он надеялся, что Питер сможет убедить меня вернуться домой.

Эти воспоминания до сих пор терзали его душу. Пьяный до безобразия, он лежал на кровати и пытался сфокусировать взгляд на племяннике, стоявшем в дверях. Маленький белокурый мальчик со страхом и удивлением смотрел на незнакомца, в которого превратился его дядя. Брэнд до сих пор не мог без содрогания вспоминать об этом.