Люди в красном - Джон Скальци

На столике у кровати – зеркалка «Никон». Мать подарила ее, когда ты сказал, что заинтересовался фотографией. Ты побаловался с камерой неделю, положил на полку и больше не брал. Рядом – сценарий серии «Хроник „Интрепида“», свидетельство твоего последнего увлечения, попытка окунуть ногу в болото актерства – а вдруг понравится?

Не понравилось. Так уже было и со сценариями, и с антропологией, и с фотографией. И, как и со всем остальным, приходится ждать возможности без проблем оставить наскучившее дело. Антропологию пришлось тянуть до диплома. В писательстве пришлось вытерпеть унизительную встречу с агентом, согласившимся уделить тебе двадцать минут в качестве одолжения твоему отцу. С актерством будет так: ты снимешься в последней серии, раскланяешься и вернешься в эту комнату размышлять, что же на очереди.

Ты поворачиваешься к зеркалу и смотришь еще раз на свое тело – нагое, без изъянов. И думаешь, что принес бы миру больше пользы в качестве донора органов, чем в качестве себя нынешнего – ничем не стесненного, абсолютно здорового и бесполезного.

На съемочной площадке «Хроник „Интрепида“» ты лежишь на носилках, ожидая, пока группа перейдет к следующему эпизоду. Тебе все неуютнее. Грим, благодаря которому ты на вид бледный, в испарине и с синяками, требует постоянного подновления субстанцией на основе глицерина. Кажется, будто тебя смазывают интимным лубрикантом. А еще тебе делается неуютно оттого, что двое актеров постоянно глазеют.

Один – второстепенный персонаж вроде тебя, парень по имени Брайан Абнетт. Большей частью ты на него не обращаешь внимания. Знаешь ведь: все на площадке слыхали, что ты продюсерский сынок. А еще знаешь про определенный тип актеров-неудачников из тех, что из кожи вон лезут, лишь бы подружиться с тобой в надежде повысить свой статус. Работа по знакомству, в этом роде. Ты понимаешь, куда он метит, и не хочешь связываться.

Но другой – Марк Кори, одна из звезд шоу. Он уже в прекрасных отношениях с твоим отцом, и ты ему не нужен для карьерного продвижения. Судя по тому, что тебе о нем известно из «Гаукера», TMZ и случайных реплик отца, Кори вряд ли станет попусту тратить на тебя свое безмерно драгоценное время. Становится не по себе, когда такой человек не сводит с тебя глаз.

Ты несколько часов лежишь на каталке, изображая коматозника, пока Кори с командой статистов бегают вокруг, отбивают воображаемую атаку, тащат каталку среди декораций, швыряют в медицинский отсек. Там другая группа статистов, одетых в халаты, делает вид, что тычет в тебя космическими иглами, машет фальшивыми космопричиндалами, будто бы пытаясь диагностировать твои беды. Время от времени ты приоткрываешь глаз, чтобы проверить, глазеют ли на тебя Абнетт с Кори. Да, либо один, либо другой пялится обязательно. Единственная активная сцена – когда открываешь глаза, словно бы вернувшись из беспамятства. Теперь уже пялятся оба. Правда, им по сценарию положено. Но ты все равно задумываешься: может, когда закончатся сегодняшние съемки, оба подвалят с предложением дружбы и любви?

И вот съемки подходят к долгожданному концу. Ты обдираешь с себя лубрикант и синюшный грим, официально кончая с актерской карьерой. Идя к выходу, замечаешь беседующих Кори с Абнеттом. Сам не понимая зачем, ты меняешь курс и движешься прямиком к ним.

– Как дела, Мэтт? – говорит Кори, завидев тебя.

– Что происходит? – спрашиваешь ты тоном, подразумевающим: ты не просто поздороваться явился, а и в самом деле хочешь все выспросить, и как следует.

– Ты что имеешь в виду? – спрашивает Марк.

– Вы оба глазели на меня весь день!

– Ну да, – подтверждает Брайан Абнетт. – Ты играл персонажа в коме. Мы тебя катали на тележке с утра до вечера. Мы должны были глядеть на больного с озабоченным видом.

– Да хватит уже, – говоришь ты Абнетту. – Что происходит?

Марк открывает рот, но передумывает, закрывает рот, затем обращается к Абнетту:

– Брайан, мне бы еще поработать здесь.

– Значит, я красномундирник? – усмехается тот.

– Не то чтобы, – говорит Марк. – Но ему нужно знать.

– Да ладно, я согласен, – кивает Абнетт, хлопая Кори по плечу. – Марк, я уж позабочусь.

– Спасибо, – отвечает Кори и добавляет, обращаясь к тебе: – Мэтт, я рад тебя видеть. По-настоящему рад.

И быстренько уходит.

– Я понятия не имею, о чем вы, – жалуешься ты после его ухода. – Я уверен, до сегодняшнего дня у него и мысли не было обо мне. В чем дело?

– Мэтт, как ты себя чувствуешь? – спрашивает Абнетт, игнорируя вопрос.

– Ты что имеешь в виду?

– Думаю, ты знаешь, что я имею в виду. Ты ведь хорошо себя чувствуешь? Здорово, да? Будто стал другим человеком?

От этих слов у тебя мороз по коже.

– Ты знаешь, – произносишь ты.

– Да. И я знаю, что ты знаешь. Или, по крайней мере, подозреваешь.

– Думаю, мне известно далеко не столько, сколько тебе.

Абнетт меряет тебя взглядом:

– Да, скорее всего. И потому, думаю, нам с тобой лучше перебраться туда, где можно опрокинуть стаканчик. А может, и пару.

Ты возвращаешься в свою комнату поздно вечером и становишься посреди нее, шаря взглядом по сторонам. Ты ищешь послание.

– Хестер оставил тебе послание, – говорит Абнетт, вывалив целый ворох немыслимых невозможностей. – Я не знаю где, потому что он не сказал мне. Сказал он Керенскому, а тот сообщил Марку, сообщившему мне. Марк говорил, оно где-то в твоей комнате. Ты сможешь найти, а никто другой искать не станет. Да и ты не наткнешься случайно, но если будешь искать – найдешь.

– Почему именно так? – спрашиваешь ты Абнетта.

– Не знаю. Может, посчитал, что ты сам можешь и не догадаться. А если не догадаешься, какой смысл рассказывать тебе? Ты ж не поверишь. Я едва верю, а ведь я встречал своего двойника. Вот это действительно жутко и странно, скажу тебе. А ты же своего не встречал. Потому мог усомниться.

Ты не сомневаешься. У тебя убедительные доказательства. У тебя – ты сам.

Прежде всего ты идешь к компьютеру и ищешь файлы с незнакомыми названиями. Когда не находишь, упорядочиваешь папки так, чтобы видеть документы, созданные после аварии. Но их нет. Ты проверяешь почту, ожидая найти письмо от самого себя. Ничего. Твоя страница в «Фейсбуке» забита посланиями от друзей из школы, колледжа и магистратуры, прознавшими, что ты выздоровел. Никаких новостей от себя или новых фото. Никаких признаков, что ты оставил себе сообщение.

Ты встаешь из-за стола и медленно поворачиваешься, внимательно осматривая комнату. Идешь к полкам. Берешь пустые тетради, купленные в то время, когда решил стать сценаристом. В тетради ты хотел записывать мысли и наблюдения, чтобы потом использовать в своих шедеврах. Ты листаешь тетради. Они пусты, как и прежде. Ты кладешь их на место и смотришь на школьные учебники. Тянешь их с полки, подняв облачко пыли; открываешь в поисках новой записи среди старых. Ничего. Ставишь назад – и вдруг замечаешь на полке незапыленное место. Но пятно – не в форме книги.