Верни меня к жизни, волк - Светлана Ворон

прикованной к креслу.

— Флоранс! — нахмурилась Шарлетт, и я поняла, что меня ждет еще одна промывка мозгов, если я не ретируюсь немедленно. — Мне кажется, для него это не важно.

Со мной уже «поговорил серьезно» Кристав, много раз возвращалась к этой теме Линет… теперь и мама!

Один лишь Халле воспринял новость о ссоре с Крисом положительно и не предлагал принять Мореля обратно. Но у него были свои причины на это…

— Ты же сама не хотела подпускать его ко мне! — сердито крикнула я, сбегая в свою комнату.

— Да, но это было давно… — смущенно признала Шарлетт. — Я же решила дать ему шанс… Он вроде неплохой парень-то.

— Какая разница?! — выкрикнула я со злобным отчаянием. — Я все равно инвалид!

На столе вновь лежала белая роза. Вздохнув, я прибавила еще одну в общий счет — за прошедшие недели их накопилось без малого сорок три. Почти полтора месяца Кристав слал мне цветы.

Сначала я бесилась и выбрасывала их в мусорное ведро. Кричала лесу, чтобы Морель оставил меня в покое.

После этого к цветам стали прилагаться записки: «Прости», «Позволь просто быть рядом», «Для хорошего настроения», «Я вернулся не для того, чтобы сдаться» и тому подобная разрывающая сердце любвеобильная чушь, в которую я не верила.

Кажется, Кристав решил взять меня измором, но я была не из тех наивных дурочек, которые на такое ведутся.

Так я думала…

Но, как капля точит камень, так и эти розы вскоре стали неотъемлемым элементом каждого нового дня моей странной жизни.

Я твердо была намерена не уступать настойчивости оборотня, но не могла унять волнения, когда в одно и то же время, когда я возвращалась из ванной перед сном, на столе появлялся цветок.

Всегда один, всегда белый. Я знала, что это символ печали.

Злость на Криставиана — на самом деле, на судьбу — сменилась любопытством. Затем ожиданием. И, наконец, тем, что — я была уверена — никогда не должно меня настигнуть.

Это было то самое романтичное чувство влюбленности в сам процесс ухаживания, спирающее дыхание и мешающее спать по ночам, заставляющее чувствовать себя, вопреки отрезвляющему отражению в зеркале, желанной.

Стал бы Криставиан так долго и усердно добиваться моего внимания, если бы не любил? Не могло такого быть, чтобы им двигали исключительно звериные инстинкты.

Волчья суть требовала от него совсем другого. Схватить, завладеть, сделать своей по крови, физически. Все равно что поймать добычу и посадить на цепь, заявив права самца как в первобытном мире, когда все решала сила.

Кристав вел себя как самый обычный человек, и его действия никак не походили на примитивные.

Это могла быть уловка, хитрость. Но Криставиан не казался мне коварным обольстителем, он был воспитанным и честным парнем.

Я не верила, что он способен на такой глобальный обман. Если б его целью было любой ценой заполучить меня, то для этого достаточно было посадить меня в машину месяц назад и увезти хоть на край света — до нашей размолвки я и сама собиралась отправиться с ним.

Мое сердце не чувствовало никакого облегчения с течением времени. Может, виной тому были розы, не позволившие забыть парня.

Но тогда почему мне становилось лучше именно тогда, когда я видела цветок на столе? Почему мои чувства не утихали в Борлене, рядом с Халле, а наоборот, становились болезненнее и острее?

Невзирая на твердое убеждение держаться от Мореля, да и вообще от отношений, подальше, я все чаще ловила себя на мысли, что упорство Криса излечивает нанесенную мной же рану.

Я гадала, как себя чувствует он? Почему не покинул город, как я просила? Даже не попытался бороться с судьбой?

Если наша связь — истинная, это не любовь. Мы должны разорвать ее и посмотреть, что тогда будет. А не цепляться друг за друга, лишаясь осознанного выбора.

Но затем я вспомнила, что Крис долгое время прожил вдали от меня, путешествуя со стаей Тэмиана в течение нескольких месяцев. Чувства не прошли, и в конце концов он вновь оказался в Бепре с твердым намерением оберегать меня даже несмотря на то, что я его не помню.

Если мужчиной двигает лишь искусственно навязанное колдовство, требуя первобытного завоевания самки, станет он вместо этого присылать розы в течение сорока трех дней? Терпеливо добиваться взаимности женщины? Ставить ее нужды превыше своих и уважать ее решения?

Что если ему все это время так же плохо без меня, как и мне? Что если он не в состоянии уехать, но не потому, что магия так сказала, а потому что человек в нем хочет быть со мной?

Человек, а не волк. С волком все ясно, он скован необыкновенно сильной волей и серебряными браслетами. Не волк управляет Криставианом, а наоборот. Мужчина подчинил своего зверя, и поэтому он был потрясающе великолепен.

Чем больше проходило дней, тем сильнее во мне укреплялось сомнение в том, была ли я права, отказываясь от шанса.

— Ну что ты опять нос повесила, — негодовал Халле, тщетно пытаясь меня развеселить.

Несмотря на его усилия, я постоянно впадала в задумчивость, мешающую наслаждаться жизнью. Даже фильмы уже не отвлекали.

— Ты же сама от него отказалась, что теперь-то не так?

— Халле, невозможно радоваться походу в кино, когда это уже третий раз за неделю, — отмахивалась я, не видя смысла обсуждать Мореля с другом-ревнивцем.

— Все еще присылает тебе цветы? — квэн незаметно скрежетнул зубами от ярости, вспоминая об этом.

Увы, друг бывал в моем доме слишком часто, чтобы не заметить постоянно пополняющийся букет и не сообразить, кем он прислан. Да и запах Криса, пропитавший мою комнату, дразнил его волчий нос.

Оборотни вроде бы теряли звериное обоняние в человеческой форме, но оно все же было острее, чем у людей.

— Это ничего не изменит, — теперь скрежетнула зубами я, ощущая, как меня фатально пропитывают сомнения, и я все ближе оказываюсь к поражению…

— А я сразу говорил, что так будет лучше для тебя! Если бы послушалась меня сразу, не пришлось бы вновь переживать то, что испытываешь сейчас.

То есть, он знал, что мне суждено полюбить Криставиана, и все же настаивал на своей кандидатуре?

Халле взял меня за руку пальцами, которые теперь казались мне просто теплыми, если сравнивать их с другими. На его лице застыла надежда, на которую я, увы, никогда не смогу ответить.

Глядя в светло-карие глаза, я представляла желто-огненные, вместо мелких золотых кудряшек Эрлинга — серебристые локоны, обрамляющие серьезное, вдумчивое лицо Мореля.

А влажное тепло больших рук,