Кибервойны ХХI века. О чем умолчал Эдвард Сноуден - Владимир Овчинский

Что же до сырьевых рынков, как рынков активов, то складывается впечатление, что в настоящее время центральные банки ограничивают возможности финансовых институтов к вложениям на этих рынках, что ведет либо к сохранению, либо к падению цен на сырьевые товары. В их цене в последние годы до 50 % приходится на так называемую спекулятивную составляющую, зависящую от цены фьючерсов и других производных на эти товары.

Поскольку основная часть средств от эмиссий центральных банков в послекризисный период идет на финансовые рынки активов, то соответственно деньги почти не поступают в реальную экономику, а соответственно и не происходит инфляция. Еще одним, едва ли не важнейшим фактором, почему не происходит инфляции, являются ограничения по кредитованию со стороны заемщиков. Сегодня сложилась ситуация, когда банки и другие финансовые институты под завязку забиты кэшем, т. е. ликвидностью и готовы предоставлять кредиты даже под 3–5% годовых. Однако кредиты у банков не берут ни корпорации, ни домохозяйства.

Докризисную экономику можно было охарактеризовать как закредитованую экономику. Вот уже без малого 30 лет в ней все жили в кредит, взаймы у будущего. По факту, на сегодняшний момент ситуация остается прежней, но в новой реальности все сильнее проявляется иная тенденция. Крупные корпорации не берут кредиты, поскольку они им не нужны. В условиях роста цен и спроса на финансовые активы, включая низкопроцентные корпоративные облигации, у них огромные запасы ликвидности от операций на рынке ценных бумаг. Средний, а тем более малый бизнес не берет кредиты, поскольку нет платежеспособного спроса. Реально даже так называемая оживающая экономика США покажет по прогнозам в этом году темпы роста не более 2 %. С учетом же американской статистики, которая вовсю использует так называемые гедонистические индексы и другие статистические ухищрения, скорее всего экономического роста как такового нет вообще. В Западной Европе и Японии даже по официальной статистике имеет место рецессия. А если нет роста и расширения, то зачем брать кредиты. Домохозяйства также намного менее активно, чем раньше, берут кредиты. В условиях не растущих длительное время доходов, высокого уровня фактической безработицы, необходимости покрытия ранее взятых кредитов и особенно процентов по ним, перед домохозяйствами стоит задача снижения кредитной зависимости. Остаются правительства. Они продолжают выступать заемщиками, но делают это более осторожно, чем раньше. Повсеместно вводится режим строгой экономии для того, чтобы уменьшить темпы нарастания госдолга. Они предпринимают все меры для того, чтобы выйти на ситуацию уверенного обслуживания выплаты процентов по долгу. Ведь хорошо известно, что тем, кто исправно платит проценты, спокойно реструктуризируют долги.

Третьей новой чертой посткризисной реальности стала фрагментация и хаотизация глобальной экономики. Сегодня с уверенностью можно говорить, что финансовая экономика живет по одним законам, а реальный сектор — по другим. Внутри хозяйств наиболее развитых стран существует как минимум три уклада. Разнородные факторы определяют динамику отдельных видов финансовых активов. Нет синхронизации в экономической динамике США, Европы, Японии. Внутри самой Европы также сильно различаются реалии северной и центральной ее части — с одной стороны, и юга и востока — с другой. Различны динамика и ее драйверы в странах БРИКС. Этот перечь можно продолжать очень долго. Т. е. глобальная экономика, становится все более фрагментированной.

Одновременно происходит и хаотизация экономики. О чем идет речь? В привычном для нас докризисном мире четко можно было выделить причины и следствия. Иными словами, ограниченное число факторов и параметров определяли экономическую жизнь в целом. В новой реальности различные фрагменты экономики живут, можно сказать, своей обособленной жизнью и приводятся в действие собственными драйверами. Если раньше при изменении одного параметра изменялся другой, то теперь все чаще каждый из параметров изменяется по собственной логике. Тому много подтверждений.

Одним из самых наглядных является рынок деривативов. т. е. производных ценных бумаг, связанных с рисками. Объем этого рынка превышает 650 трлн. долларов, т. е. более чем в 8 раз больше мирового ВВП. Покупка и продажа деривативов, в конечном счете, означает покупку и продажу рисков. Можно, конечно, подойти к деривативам, как к чисто спекулятивному инструменту и говорить об их искусственном происхождении. Однако простой здравый смысл подсказывает, что покупать и продавать можно лишь то, что пользуется спросом. А в основе любого финансового продукта лежат вполне реальные экономические процессы и отношения. В основе деривативов лежат риски. Огромный рынок деривативов является убедительным подтверждением тезиса о хао-тизации мировой экономики. Чем сильнее хаотизация экономики, тем выше риски, а соответственно и больше объем финансовых продуктов, их секьюритизирующих.

Из теории систем известны три их типа. Первый — это детерминированные системы. В таких системах ограниченное число факторов полностью определяет динамику системы на протяжении всей ее истории. Такая ситуация была характерна для капитализма, который описывал Маркс. Второй — это динамические системы. Именно эти системы характеризуются наличием точек бифуркации, про которые, если не знают, то слышали все. Эти системы изучает синергетика. В них в определенные периоды времени скачком меняются параметры, определяющие динамику системы. Таков был докризисный мир. Третий тип — это стохастические, или хаотические системы. В этих системах, сохраняющих целостность, отдельные ее элементы и сама система управляется различными параметрами. Каждый из блоков системы имеет свои драйвера. Эти системы изучаются теорией сложности. Есть много подтверждений, что новая реальность и представляет собой стохастическую, или хаотическую систему. О том, может ли она существовать сколько-нибудь продолжительное время, можно только гадать, поскольку необходимого эмпирического материала нет, а есть только модели.

Зато с уверенностью можно сказать, что в рамках хаотической неустойчивой системы, которой на сегодняшний день является мировой социум и глобальная экономика, неизбежно должны нарастать процессы криминализации, усиливаться социальная напряженность и как результат всего этого, обостряться борьба элит, чреватая глобальной, холодной, а местами и горячей гражданской войной.

Скучные партийные пропагандисты в Советском Союзе тщетно пытались убедить народ в том, что капитализм — это общество потребления, базирующееся на кредитной экономике, ростовщичестве и эксплуатации. Они так и не смогли донести до новой исторической общности, что в долгосрочной перспективе богатые становятся богаче, бедные — беднее, а средний класс обречен. Уже нет ни партийных пропагандистов, ни Советского Союза. Зато есть новая реальность глобальной фи-нансиализированной экономики, в которой мы живем. И сколько-нибудь радужных социальных перспектив для 99 % населения развитых стран мира она не открывает.

В этом году одним из лауреатов Нобелевской премии по экономике стал Роберт Шиллер. На своей прессконференции по поводу присуждения премии, отвечая на вопрос: «Какую проблему Вы считаете на сегодня самой важной?», он сказал: «Самая важная проблема, с которой мы сталкиваемся сегодня, по моему мнению, это рост неравенства в Соединенных Штатах и других странах мира».