Французский орден особиста - Николай Николаевич Лузан

лозунгами, а сразу заговорил понятным и ясным командирским языком. Одобрительный гул голосов говорил, что предложение об организации советского отряда находит полную поддержку.

Петриченко предложил избрать Рябова командиром партизанского отряда. Предложение было поддержано единогласно, так же единогласно заместителем избрали Петриченко, а комиссаром был избран Загороднев. Свою настоящую фамилию Рябов решил не раскрывать – для всех он оставался Александром Колесником.

После того как организационные вопросы были решены, встала проблема легализации бойцов отряда. У многих не было никаких документов, и для их оформления требовались фотографии. Ближайшая фотостудия находилась в городе, и одна только поездка туда несла в себе серьезную угрозу провала. Выход нашелся: Петриченко рекомендовал в качестве фотографа своего знакомого Реймана Телье, проживавшего поблизости и работавшего на ферме Болена. Его кандидатура не вызвала возражений – за Телье говорил его послужной список. Он состоял в Сопротивлении, принимал участие в боевых операциях, в одной из них был тяжело ранен и теперь занимался конспиративными делами.

На дворе уже была ночь, а люди все не расходились. После многих месяцев унижений они снова почувствовали в себе силу и готовы были сражаться с врагом.

Когда руководители остались одни, Рябов предложил строить отряд по уже испытанному в лагере принципу боевых «троек», что нашло полную поддержку. Они разбили бойцов на группы и определили командиров каждой из них. Структурно две «тройки» составляли отделение, а три отделения – партизанский взвод. Разошлись в приподнятом настроении, когда было уже за полночь.

Проводив Петриченко и Загороднева, Рябов возвратился в мансарду, достал из стола тетрадь и внес в нее следующую запись:

«25 января.

Отряд создан. Но теперь нужно организовать его действия. Для начала нужна помощь франтирёров. Я с нетерпением жду встречи с их командиром Луи. Как-то сложатся наши отношения?..»

Через пару дней поздним вечером к Рябову пришел связной от Бернара и пригласил на встречу. В кромешной темноте, утопая по колено в грязи, Рябов вместе со связником отправился в стоящий на отшибе дом. Там его ждали Гирин – Жира и Луи Бернар, командир местного партизанского отряда. Плотного телосложения, широкий в плечах и неспешный в движениях, он производил впечатление основательного человека. То ли для солидности, то ли из тщеславия француз потребовал называть его «капитанам Бернаром». «Да хоть полковником, лишь бы фрицев бил и помог нам с оружием», – усмехнулся про себя Рябов.

После того как Гирин рассказал Бернару о лагерной эпопее Рябова, тот изменил тон, и разговор стал дружеским. Опасения Рябова о том, как сложатся отношения, оказались излишними, ведь у них был общий враг – фашизм. Луи поддержал решение создать партизанский отряд и пообещал организовать встречу с руководителями движения Сопротивления района, а потом и департамента. Когда речь зашла о помощи оружием, он не отказал, но в точности повторил сказанное Гириным: после завершения намеченных операций оно должно быть возвращено.

Минуло несколько дней после встречи. Бернар сдержал свое слово: отряду Рябова передали три автомата, два пистолета и небольшой запас патронов к ним. Первую операцию Рябов поручил Петриченко и его группе. В ночное время Андрей несколько раз вместе со своими ребятами выходил на дорогу Амьен – Абвиль, изучал обстановку и занимался выбором места для засады. В назначенный день, а точнее, в назначенную ночь они пробрались к дороге. Воспользовавшись паузой в движении, двое бойцов закрепили стальной трос за ствол дерева, но не стали его натягивать – спрятавшись на другой стороне, держали его в руках.

Томительно медленно тянулось время. Стрелки часов давно перевалили за полночь, когда раздался гул мощных моторов. Разрезая ночной мрак светом фар, со стороны Амьена показалась колонна грузовиков, ее сопровождали два бронетранспортера. Силы были явно неравны, поэтому Петриченко и не помышлял об атаке. Когда хвост колонны скрылся за поворотом, снова началось тягостное ожидание.

Приближался рассвет, на востоке прорисовалась блеклая розовая полоска. Орлов бросил беспокойный взгляд на Петриченко. Тот покачал головой и тихо обронил:

– Подождем еще трохи.

– Кажись, едут, – шепнул кто-то из бойцов.

– Тихо, ребята! Тихо! – потребовал Петриченко и обратился в слух.

Комариное гудение усиливалось. У Петриченко не возникало сомнений – едет одиночная легковая машина.

– Володя! Миша! Натягивайте трос! Остальным рассредоточиться! Стрелять только по моей команде! – распорядился Петриченко и, передернув затвор автомата, изготовился к стрельбе.

Прошла минута, другая, со стороны Амьена показался «опель», летевший на большой скорости. В свете фар предательски блеснул трос, но водитель уже ничего не мог сделать. Визг тормозов, скрежет металла – «опель» подпрыгнул, и, влекомый инерцией, скатился в овраг и перевернулся.

В качестве трофеев партизанам достались два автомата с шестью запасными магазинами, офицерский пистолет с запасной обоймой и плотный кожаный портфель с документами. Времени просматривать их не оставалось. Петриченко приказал поджечь «опель» (водитель и его пассажир погибли) и быстро уходить. Уже на базе Рябов оценил важность бумаг – это был план переброски немецких частей из Пикардии на Восточный фронт; в тот же день портфель переправили Бернару, а тот – в штаб Сопротивления.

Более чем удачную операцию оценили наверху. Вечером в расположении отряда Рябова прибыл представитель из штаба и представился как Пьер. Внешне он насторожил партизан: одет был как истинный франт, в руках держал изящную трость и источал запах дорогого французского парфюма. Но после нескольких минут общения от неприязни не осталось и следа. Элегантная одежда Пьера служила прекрасной маскировкой, а трость не только помогала удерживать равновесие на скользкой дороге, но и являлась грозным оружием – внутри нее был спрятан острый кинжал. Пьер заметно прихрамывал – сказывалось тяжелое ранение, полученное во время одной из операций, которую проводила группа Шарля Дебаржа. Личность Дебаржа не нуждались в рекомендациях: с началом оккупации города пестрели его фотографиями; за голову Дебаржа, живого или мертвого, фашисты сулили огромную по тем временам сумму – сто тысяч франков. В сентябре 1942 года его группа попала в засаду. Раненого Дебаржа доставили в тюрьму Аррас, где он умер, не приходя в сознание.

Разговор с русскими вызывал у Пьера огромный интерес. Он старался вникнуть в обстановку, сложившуюся в «Острикуре» и других лагерях, спрашивал о настроениях узников, восхищался их решимостью вести борьбу с фашистами. Не осталась без внимания и операция, проведенная группой Петриченко. Ее результат – изъятие портфеля с важными документами – наделал немало шума и сразу поднял авторитет отряда. Дополнительным свидетельством тому служили хлебные и продовольственные карточки, привезенные Пьером.

Не прошло и суток после его отъезда, как следующая дерзкая акция снова заставила говорить об отчаянных русских партизанах. Она не готовилась специально,