1812. Обрученные грозой - Екатерина Юрьева

Он посмотрел на нее испытующим взглядом, и Докки вспыхнула, сообразив, что своими словами вновь дала ему возможность подтрунивать над собой. Но Палевский помолчал, а затем сказал:

— У вас изумительные глаза, они так мягки, когда вы покойны, так сверкают, когда вы гневаетесь, но почему-то всегда печальны.

Докки растерялась, не ожидая подобного комплимента, а поэтичность, которую он вдруг выказал, поставила ее в еще больший тупик.

— Хм, — смущенно кашлянула она.

Годы, проведенные в свете, научили ее принимать комплименты и отвечать на них. Обычно она отделывалась шутливым протестом, ироничным откликом или строгой отповедью — в зависимости от выражений и ситуаций, при которых они были произнесены. Еще в Вильне она могла с легкостью парировать слова Палевского, но сейчас у нее не поворачивался язык обернуть их шуткой, поскольку он говорил серьезным и искренним тоном. Ей было необыкновенно приятно услышать комплимент из его уст, но она никак не могла решить, как ей следует ответить, чтобы не показаться глупой или неблагодарной, объяснять же, почему у нее печальные глаза, и вовсе было невозможно.

— Вам к лицу цвет вашей амазонки, — продолжал он, так и не дождавшись ее ответа, и окинул ее таким взглядом, что она порозовела.

— Впрочем, вы всегда одеваетесь с большим вкусом, — добавил он.

— У меня есть для того возможности, — сказала она, чтобы хоть что-нибудь сказать, но поняла, что намек на собственные средства был сделан ею некстати, и запнулась.

— Согласитесь, вкус нельзя приобрести за деньги.

— Но они позволяют пользоваться услугами хорошей модистки, — пробормотала Докки, хотя в глубине души считала, что никакая портниха не способна изменить дурной вкус богатых клиенток, которым и деньги не помогали выглядеть элегантно.

Чтобы не продолжать разговор о модистках — это вряд ли могло представлять интерес для Палевского, Докки заговорила о лошадях, зная, что эта тема увлекает любого мужчину. Так и оказалось. Обсудив достоинства и недостатки известных верховых пород и сойдясь на том, что темные масти лошадей предпочтительнее светлых, они весьма оживленно побеседовали о музыке и живописи, во многом, как выяснилось, имея общие предпочтения. В литературе — также дуэтом — были заклеймены Коцебу, Измайлов и Шаховской, отдано должное Карамзину, древнегреческим трагедиям и английским романам. Но если Корнеля они одновременно поставили выше Расина, то не сошлись во взглядах на «Страдания юного Вертера». Палевский назвал героя романа скучающим бездельником и нытиком, Докки же относилась к Вертеру с немалым сочувствием. В итоге они признали, что в России, увы, нет писателей подобного уровня, затем увлеченно обсудили некоторые моменты «Левиафана» Гоббса и перешли к истории, в которой Палевский обладал превосходными знаниями.

— Дарий Первый, — говорил он, — собрал огромное войско и напал на скифов. Те были вынуждены отступить в глубь своих территорий, прибегая к излюбленной тактике выжженной земли и изматывания врага. Скифы уходили, угоняя с собой скот, уничтожая траву и засыпая источники. Одновременно конницей они нападали на отдельные отряды персидской пехоты и их истребляли. Долгое преследование скифов истощило армию Дария, и он, не имея достаточных запасов продовольствия, как и возможности вступить с противником в открытый бой, отступил и вернулся домой без победы. Но такую войну можно вести, только имея большие территории, какие есть у нас. Царь Петр Алексеевич использовал скифскую тактику в войне со шведами.

— После Аустерлица, — сказала Докки, — Бонапарте якобы заявил, что европейские государства, затевая войну с Францией, могут поплатиться не только своими провинциями, но и собственным существованием. Лишь побежденная Россия может удалиться в свои степи.

— Пруссия потеряла половину своих земель, и в любой момент Бонапарте может ее полностью стереть с карты, — кивнул Палевский. — С Россией воевать сложнее. Нам есть куда отступать. Французская тактика известна: одно-два больших сражения и почетный мир. Мы же сейчас всячески избегаем прямого столкновения. И хоть ретируемся под давлением обстоятельств — о нарочном заманивании противника речь пока не ведется, — с армией уходят и местные жители, которые уносят не только свои пожитки, но и провизию, уводят с собой скот. Французы тянутся за нами в глубь страны и без битв уже лишаются своего огромного войска, рассеивая силы не только в погоне за двумя нашими армиями, но и из-за походных неурядиц, болезней и отсутствия пропитания.

— Но таким образом мы можем довести их до Сибири, — Докки представились все западные и центральные губернии, занятые французами.

— Государь заявил, что готов отступать до самого отдаленного уголка России, — усмехнулся Палевский.

— «Не согрешишь — не покаешься, не покаешься — не спасешься», — припомнила она. — Сначала нам непременно нужно проигрывать войну, чтобы затем одержать победу.

Ей очень нравился этот мирный и занимательный разговор, выявивший не только эрудицию Палевского, но и глубокое понимание многих затронутых вопросов. Его интересы, в отличие от многих военных, не ограничивались узким кругом служебных занятий.

— А чем вы занимаетесь в Петербурге? — спросил он. — Посещаете какие-то собрания, ходите в театры?

— Всего понемножку, — отвечала Докки. — Я не большая любительница театра, но иногда с удовольствием слушаю оперу. Прежде заезжала на литературные вечера, но количество плохих поэтов с каждым разом удваивалось, и для меня превратилось в пытку выслушивать их кошмарные элегии и сонеты.

— Могу себе представить, — Палевский рассмеялся. — Наш юный штабс-капитан Грачев — вы его видели — сочиняет стихи с бесконечными зефирами, пастушками, дубравами и фимиамом, увлеченно рифмуя «наслаждение — уединение», «трепетать — воздыхать». И все свои творения любит зачитывать вслух. Как видят его с бумагой в руках, все начинают разбегаться кто куда… А свои вечера вы устраиваете?

— Да, устраиваю. Небольшой круг знакомых и гостей.

— И о чем на них ведется речь? Политика, философия или, напротив, моды, рукоделие? — В его тоне ей послышалась снисходительность, потому она вспыхнула и сказала:

— Путешествия.

— Путешествия? — Палевский поднял бровь, и Докки подумала, что у него есть несколько отвратительных привычек, среди которых не последнее место занимают его вечные насмешки и вот эта манера чуть что изгибать бровь. Хотя было нужно признать, выглядел он при этом очаровательно.

— Путешествия, — повторила она, имея все основания гордиться своим салоном. — У меня собираются люди, увлеченные странствиями по разным местам. Одни делятся своими впечатлениями от поездок, другие с удовольствием их выслушивают.

— Так вы любите путешествовать? И какие места вы успели посетить?

— Я нигде не бывала, — с горечью ответила Докки. — Только мечтаю увидеть мир, и потому мне так занимательны рассказы о странах, о которых я имею представление лишь понаслышке.

— Вас притягивает экзотика? Восток, Вест-Индия или…