Вероятно, дьявол - Софья Асташова

бы за себя?

– Нет.

– Вот именно – нет. Ты такая же, как все. Просто халявщица. Ты ничего не можешь мне предложить. Ничего не можешь дать мне взамен.

Я была в растерянности, что я могла ему дать, кроме смирения и страха? Я просвечивала страхом, как прозрачная сердцевина янтарного яблока. Лицо вытянулось и попунцовело.

– Я предлагала что-нибудь приготовить, – пытаюсь оправдаться я. Зря.

– Не очень-то ты настаивала. У тебя даже стола нормального нет.

Несмотря на то, что он прав, я совсем не ожидала, что он будет упрекать меня из-за денег. Он всегда выглядел очень щедрым. Казалось, он вообще о деньгах не думает. И мне уже не в первый раз пришло в голову, что я совсем его не знаю. Я до крови закусила губу и мотала головой от досады на себя.

Я храбро пыталась умиротворить его, но сознание собственного бессилия всё росло, и несколько минут спустя я поняла, что я – маленькая лягушка, в которую он обещал меня превратить.

Он подносит стакан с пивом ко рту и залпом выпивает. Вытирает рот рукой. Устраивается на кровати поудобнее. Спокойный, на вид поразительно спокойный. Я спешу налить ему ещё. Он обращает ко мне прохладно-безразличное, непроницаемое лицо и говорит:

– Давай, хватит морозиться, иди сюда.

Его гнев проходит. Довольный и вялый от еды и пива, он лежит с опущенными веками, а я с ласковой осторожностью баюкаю на коленях его голову.

– Я у тебя по-настоящему отдыхаю, – говорит он.

Я глажу его по голове и целую в макушку.

Он просит вызвать ему такси. Я наблюдаю за тем, как он стоит посреди комнаты и тщательно одевается. Я не могу дождаться, когда он уйдёт, но ловлю его руку, приникаю губами к костяшкам, целую и прошу остаться ещё ненадолго, хотя бы на часик. Он вырывает руку, смеряя меня оценивающим взглядом, говорит:

– В следующий раз придумай мне какой-нибудь сюрприз.

– Какой?

– Какой-нибудь приятный сюрприз.

– Даже не знаю, – отвечаю я, не подумав.

– Вот и придумай.

Когда я провожаю его до такси, мы выходим на крыльцо и видим, что, пока мы были дома, двор до неузнаваемости изменился. Вокруг бегали и суетились люди. Нам преградили выход с лестницы и просили подождать. Снимали кино – всё серьёзно: съёмочная группа, актёры, палатка, декорации – между деревьями протянули верёвки и развесили мокрое бельё. На стуле сидел пожилой мужчина.

– А это друг мой, – сказал Профессор, указывая на него, – узнала режиссёра?

– Нет, – говорю я.

– Андрей Смирнов. Хороший режиссёр. «Белорусский вокзал» смотрела?

– Нет.

– Посмотри.

Мы подождали, когда они снимут дубль, и пошли до ворот. Отвлекать режиссёра Профессор не стал.

Вернувшись в комнату над переулком, я подошла к окну, раздвинула шторы, распахнула форточку, впустив воздух. С ногами залезла на подоконник и какое-то время в оцепенении смотрела на узенькую улицу внизу. Взвыла сирена полицейской машины. После его ухода я испытала облегчение. Нужно было достать телефон и отключить беззвучный режим. Вдруг он захочет вернуться. Телефон лежал в кармане пальто, пальто висело на вешалке. Я достала телефон, села на пол и набрала сообщение: «Родион Родионович, простите меня, мне так стыдно. Я многое поняла сегодня. Надеюсь, вы не сердитесь на меня». Перечитала сообщение и нажала кнопку отправить. Я знала, что он не ответит – эти слова ничего для него не значат. Мне отчаянно, до смерти, хотелось его порадовать, загладить свою вину, и в тот же вечер я, сколь бы нелепым это ни было, сочинила для него глупенькое стихотворение:

Могендовид, Могендовид —

Ударение на первое «о»

И на второе.

Ритмично стучала звезда по телу:

Не твоё собачье дело!

Не твоё собачье дело!

Даже две —

Одна полегче,

Другая потяжелее.

У дома с людьми

Адрес один.

В эту субботу в ресторане

В честь Шаббата свинину покупаем —

Это шутка такая.

А ещё, кажется, Ханука.

Удивительно, мы здесь ни разу не ели —

Будем пировать на доске из Икеи.

Могендовид, Могендовид,

Могендовидом постучи

Мне по голове,

Как в фильме про хулиганов:

Тебе когда-нибудь звездой прилетало?

Когда я прочитала его вслух, оно неожиданно мне понравилось. Профессор Принцып говорил: «Чем проще к себе относишься, тем смешнее получается». Мне хотелось бы думать, что я отношусь к себе достаточно просто, чтобы рассмешить его. Я перепечатала стихотворение на телефоне и отправила ему. Он не ответил.

Глава 14. Фокусы

Жизнь я вела скучную – вычесть из неё Профессора, и останется только бесцельное блуждание туда-сюда по бульварам. Обойти пруд, покормить уток, съесть мороженое, смять бумажку и бросить в урну, вытереть липкие руки о джинсы. Пока двигается челюсть, мысли улетучиваются, но потом неизменно возвращаются, застревают в проторённой колее. Профессор в Школе. Профессор в Подколокло. Профессор в голове.

Я просыпалась очень рано в холодном поту и в каком-то необъяснимом порыве вскакивала с постели так быстро, будто за мной гонится стая волков. Я пропускала пары, старалась как можно реже выходить из дома, опасаясь, вдруг он позвонит, а меня не будет на месте. Я ощущала его подле себя, даже когда была одна. В любой день он мог позвонить и приехать, поэтому я вздрагиваю каждый раз, когда – всегда неожиданно – вспыхивает экран телефона. Считаю до трёх – оттачиваю навыки импровизации:

– Алло.

– Дома?

– Да.

– Одна?

– Да.

– Я заеду?

– Да, конечно. Через сколько вы будете?

– А что, ты не одна?

– Конечно, одна.

– Хорошо.

Очень аккуратно, будто от этого зависит моя жизнь, кладу трубку.

Я уже говорила, что люди, подобные ему, мне никогда не встречались? Все люди как люди, только он – единственный в своём роде. Только он мог так мучительно, неодобрительно молчать. А ещё он обладал умением останавливать время. Я жила в предвкушении, когда останусь одна и часы снова пойдут. Упаду на кровать и буду глядеть в потолок. Драгоценные минуты тишины. Порхающие мысли кружат вокруг люстры без одного плафона. По ночам я тайком представляю, как бы всё обернулось, если бы он умер. Пронюхай он об этом, содрал бы с меня шкуру. А наутро одёргиваю себя: не абсурд ли? Он же бессмертен.

Фокус в том, что остаться по-настоящему одной мне было не суждено. Парализованная страхом, я не могла решать, куда идти и что делать. Казалось,