Долгий поцелуй на прощание - Виктория Рутледж

Шум в пивной стоял невероятный.

— Мне хорошо, — сказала Кэт и нетвердой рукой взяла кружку. Она чувствовала, что в желудке стало больше места.

— Но тебе не было хорошо, когда мне пришлось разнимать тебя с той девицей в греческом ресторане.

— У-ух, — выдохнул Тоска, стоящий за ними в ожидании своей кружки, и взмахнул рукой, — красивая девушка, и дерется красиво!

С сильным дублинским акцентом Кэт велела ему заткнуться.

Тоска и Гарри в изумлении уставились на нее.

— Что за девушка? — спросила Кэт обычным голосом, сосредоточенно потягивая пиво.

— Ты прыгнула на нее с криком: «Изабель, не надо!» Она как раз лезла целоваться с Томом. — Гарри пьяно приподнял бровь. — Ты не помнишь? Она, кажется, не знала тебя, но ты, похоже, ее знала.

— Нет, не помню.

— Надеюсь, Том помнит. Она записала свой номер телефона помадой ему на ноге. Почему у вас, девчонок, в сумочках так много помады и совсем нет ручек?

Музыканты доиграли одну мелодию и начали другую, собственного сочинения, под названием «Болота графства Голуэй». К бару подходило множество людей.

Гарри забрал все оставшиеся кружки и отнес их на столик, за которым Сет и Дант поджигали картонные подставки под пиво. Колокольчики в мозгу напомнили Кэт: еще полчаса — и она свалится замертво. А падать замертво здесь, на руки этих парней, — идея неудачная. Она постаралась запомнить, что надо рассказать Кресс, как добр был Гарри — нисколько не ругался по поводу своих замшевых ботинок.

— Не хотел тебя спрашивать, но раз мы оба нахрюкались… Почему тебе так хочется упиться сегодня до беспамятства?

Голос Гарри звучал почти трезво, только он зачем-то косился на ее ухо.

— Мой парень бросил меня. — Кэт знала, что говорит цельными предложениями — пусть даже короткими, — но в памяти могла удержать лишь последнее. — Он роскошная дрянь. Любит больше свою карьеру, чем меня. А я люблю его. И ненавижу Лондон. Ненавижу мою дурацкую работу. Но я не могу уехать домой. Я просто хочу забыть все это. Или буду только реветь.

— Не реви.

Гарри не обнял ее. Кэт покосилась на него, но он по-прежнему не тянул руки обниматься. Она отчего-то почувствовала разочарование.

— Он, в конце концов, вернется. Он, по крайней мере, не говорит всем вокруг, что ты нестандартной ориентации, — вместо того чтобы спать с тобой.

— Но и она такого не говорит, — начала Кэт, но внезапно промелькнувшая боль в глазах Гарри заставила ее замолчать.

Может, она-то как раз говорит.

Дант положил на стол зажигалку.

— Ты только подумай. Ты можешь выбрать себе любого из нас. Сет с самой школы ждет такую милашку, как ты.

Кэт не сочла нужным поднять глаза от кружки.

— Я лучше умру, спасибочки.

— Да кто ты такая? — Том смотрел на Кэт, словно в первый раз за весь вечер.

— Это тебе знать не нужно. — Кэт повернулась к Гарри, совершенно погруженному в свои невеселые мысли. — Тебе не кажется, что здесь жарко?

Пьяно извиваясь, она сняла пиджачок — гораздо медленнее, чем обычно, потому что сидела на его подоле.

— Ух ты… О, эээ, прости, — произнес Тоска.

— Ты цыпочка Гарри? — продолжал Том.

— Нет, — ответила Кэт.

Ее охмелевший мозг отметил, что Гарри не хватило вежливости, чтоб вскочить и громко опровергнуть это.

Том и Тоска о чем-то пошептались. Потом Том хитро посмотрел на Данта.

Кэт постучала пустой кружкой по столу:

— Еще пива!

— Я схожу, — сказал Гарри, хотя его кружка была пуста только наполовину.

Он осторожно поднялся из-за стола.

— Тогда ты… — похабная улыбка появилась на ярко-красном лице Тоски, — пташка Данта!

— Нет! — вскричали в один голос Кэт и Дант.

За столом на несколько секунд воцарилось недоумение. Музыканты настраивали свои инструменты для третьей, последней мелодии.

— А, понял! — Тоска направил на нее дрожащий палец. — У нас мальчишник, так что, если ты не пташка Гарри или Данта, ты должна быть… — он облизнулся, — стриптизершей!

Снова повисло молчание. Парни ожидающе смотрели на Кэт.

— «Мои ирландские глаза плачут по Уотерфорду», — объявил певец и поднес ко рту жестяной свисток.

— Пойдем выйдем, и ты это повторишь. — Кэт поставила свою кружку.

Лицо Тоски загорелось. Парни ободряюще зашумели. Он поднялся и пошел к двери, с петушиным видом кивая вышибалам.

— Ах, черт, — воскликнул Гарри, вернувшись с пятью кружками.

Он осторожно поставил их на стул и схватил свое пальто.

— Брось ты. — Сет толчком усадил его на стул. — Тос ее зацепил, приятель.

— Не думаю, — саркастически усмехнулся Дант. — Выпьем, ребята. Пора идти.

Гарри поднялся и увидел, что Кэт возвращается в зал. Сквозь крутящиеся двери был виден Тоска, растянувшийся на тротуаре.

— Я хочу домой, — с трудом произнесла Кэт и наткнулась на стену. — Но сперва съем кебаб.

— Попробуем это. Мне замечательно помогает.

Крессида вынула из холодильника компресс для глаз и положила его на безучастное лицо Кэт.

Кэт застонала. Она лежала на диване, прикрытая простыней. Сквозь занавески сияло яркое солнце. В голове стучало.

— Боже, как мне плохо. Даже не могу выразить, как мне плохо.

— Я бы не беспокоилась об этом. — Кресс вернулась к холодильнику и налила себе апельсинового сока. — Все эти выражения ох как знакомы.

— У меня из памяти вылетели целые эпизоды. Где находится ирландский бар? И как мы туда попали?

— И как на тебе оказались пижамные штаны Гарри.

— Что?

Кэт ощупала себя под простыней. От внезапного движения боль в голове стала резче. Верхняя часть тела была обнаженной. Приподняв уголок компресса, она увидела на своих ногах незнакомые зеленые штаны от пижамы.

— О боже.

В поле зрения Кэт попало также красное ведро Терезы. К счастью, содержимого она видеть не могла.

— О, нет.

Кресс уселась на одну из тумбочек, открыла окно и закурила, выпуская дым на улицу.

— Ну, я думаю, что это пижама Гарри, но на самом деле я не знаю. Я знаю, что не Данта, поэтому можно сделать вывод… — Она выгнула бровь. — Нет, если серьезно, он слишком джентльмен, чтобы воспользоваться тем, что женщина пьяна. И, судя по твоим рассказам о вчерашнем вечере, вы все просто не были способны на что-либо. Если уж твое обращение с его ботинками его не оттолкнуло.