Война 2017. Мы не Рабы! - Вячеслав Миронов

— Прямо как в "Собаке Баскервилей"? Она-то здесь водится?

— Здесь свои собаки и "тараканы" в голове тоже свои. Особенные. Живете тихо, все тихо. Власти часто сюда наведывались, как побег, или еще что. Но эти просто морду воротят и не разговаривают.

— Староверы?

— Да, нет. Точно. Проверено. Иные они. Живут свои коммуной дедки-бабки. Не жалуются, ничего не просят. Но и никого не пускают.

— Может, секта какая?

— Не знаю. Пускают пожить — и на этом спасибо.

— Электричества не чураются?

— У них все есть и электричество и спутниковое телевидение. И курят и выпить могут. Но… Странные немного.

— Ну, да, Бог с ними. Вон сколько кого мы считали нормальными, у врага служат. А эти — анархисты, пусть и странные, лишь не выдали.

— Не выдадут. — заверил Иван — Я по прежней службе бывал тут не раз. Хоть на куски рви — молчат как Тюленев из "Молодой гвардии". Сказали, что у них своя миссия на Земле, и с властью они не общаются. Но деньги у них есть. Это факт. Откуда — не знаю. Но есть. Приедешь — увидишь.

— И еще. Не заговаривайте с ними первыми. Если они пожелают — то обратятся первыми. В противном случае, получите море презрения. А это очень неприятно.

— Американцы-то были здесь?

— Как подрыв на трассе был. Студенты гранату на растяжке привязали, то здесь были и милиция и военная полиция американцев. Все вывернули наизнанку. Ничего не нашли, что-то украли. Книгу какую-то. Вот те и вообще обозлились на власть нынешнею, да, пришлую.

— Точно секта. — Иван вклинился. — да, и Бог с ними, с сектой. Они к нам не лезут, а мы к ним.

— Говаривают, что тут еще при прежней власти таджики пытались "яму" — хранилище наркотиков устроить. Место глухое и недалеко от города. Только исчезли таджики с их героином. Заехали, и не стало их…

— Разборки-то были?

— Были. И на крутых джипах приезжали и "крыша" их милицейская приезжала, только как приехали, так и уехали. Опять же по слухам, кого-то убили они из местных. Для острастки. Заночевали, да, только не вышли из леса. Одного нашли спустя неделю. Он до ветра ночью отошел, так и спасся.

— И как?

— Часовых зарубили. Дома подперли и запалили. Джипы исчезли.

— Веселые старички. — я покачал головой.

— Убрали нечисть.

— Книгу-то нашли?

— Не знаю. Но злые они на власть нынешнею.

— Жить-то где будем?

— Они нам постой отдали контору бывшего леспромхоза. Места много. Остальные разместятся в брошенных домах. Просто так не подойдешь. Дорога, которую видно, одна. По краям либо болото, либо ельник, такой густой, что руку не просунешь. Только с воздуха. Но есть у них свои тропки потаенные. И не видно их, а они есть. И по болоту тоже есть проходы. Пришлый просто так не пройдет и не выйдет. Машины загоним в сараи. Отсидимся, пока накал поисков спадет. А там — посмотрим.

Дорога была приспособлена для лесовозов. Кто видел, или ездил хоть раз — поймет что это такое.

Глинистая почва, разбитая многотонными машинами с полуприцепами. Машина едет в одну сторону, а тяжелый полуприцеп стягивает ее в другую сторону. Тут даже не колея, а все изрезано вдоль и поперек бороздами и канавами. Когда солнце высушило, то глина стала подобно камню. И по этой дороге нечасто ездили. Об этом свидетельствовали небольшие деревца, вырывавшиеся то тут, то там из почти скального грунта. А ехать по темноте, пусть и на УАЗике — занятие малоприятное.

Вот и замаячил свет. Водитель уверенно вырулил на центральную улицу. Дорога поросла мелкой травой — спорыш. Для почек хороша, да, и когда созреет, воробьишки любят семена поклевать.

На окраине поселка были видны дома. Они хорошо освещались. Были сложены из больших бревен. Дома были двухэтажные. Все. Как будто выстроены одним архитектором. Они выгодно отличались от всего остального пейзажа. Они возвышались над покосившимися обычными пятистенками и сараями. Как гиганты, которые пришли сюда надолго и всерьез.

Подъехали к бывшей конторе. Одноэтажное, но большое, широкое здание. Никто не вышел к нам.

Дверь просто подперта палкой. Зашли, свет включили. Все прибрано, чисто, стол накрыт скатертью белой. На столе стоят чугунки с едой, укутанные старыми, застиранными, чистыми фланелевыми тряпицами, чтобы не остывало. Красота! Посередине стоит огромная бутыль, такие раньше называли "четвертью", с самогоном, вместо пробки — старый кукурузный початок.

В правом углу — образа с зажженной лампадой, по стенам фотографии Ленина, Горбачева, плакаты времен Советской эпохи: "Перечисляй деньги в Фонд мира, ради мира на земле", "Ночь работе не помеха" и др.

Сняли каски, кепки, перекрестились на образа.

Вышли. Помыли руки. Сели ужинать. Только начали, зашел часовой.

— Местные тут шпиона три дня назад поймали, скрутили, допросили и нам привели. Заводить?

— Заводи. — я махнул рукой.

Завели мужика в дождевике. Обычный плащ с капюшоном почти до пят, грязно зеленого цвета. Так одеваются когда в лес, да, на рыбалку ходят. Кепочка невзрачная на голове. Широкие штаны заправлены в резиновые сапоги. Лицо, пожалуй, не для этих мест. Хоть и видна трехдневная щетина, но все равно, не местное. Лицо, которое постоянно находится в помещении. За этим лицом ухаживают, его лелеют. Кожа тонкая, белая. Глазки бегающие, периодически выправляет спину, и по привычке бросает взгляд как бы свысока. Да, и на белых, пусть и сейчас испачканных слегка грязью ручках, перстень сверкает при тусклом свете. Перстень-печатка, много там блестящих камушков, по центру из черного камня буква "К" с завитушками видна. Да, и ногти на руках у барышни — ухожены. Как там про таких мужиков говорят, которые за своей внешностью с маниакальным упорством следят — метросексуал.

Мужик нервно смотрел на нас, не знал, куда спрятать руки, крутил перстень на пальце. То внутрь камнем спрячет, то наоборот покажет нам, будто хвастаясь или отвлекая внимание от своего растерянного, ищущего взгляда.

Странный мужик, он явно не гармонировал с обстановкой, с нами, и двумя кряжистыми стариками, которые стояли в тени за его спиной.

Первым нарушил молчание Иван:

— Ты кто, дядя?

Молчит, только снова подобоченясь принял начальствующую позу, трясущиеся губы вытянулись в стальную нитку, весь вид говорил, что он не терпит возражений, и привык, чтобы с ним обращались соответственно его социальному статусу. И дрожь куда-то пропала.

— Я — заместитель областного прокурора Киреев!

Вид, такой как будто мы должны были знать его должность и фамилию. Ну, не знал я ее. Военную прокуратуру знал. Они кровушки у меня немало выпили, когда требовали, чтобы я подчинялся американцам, потому что это по закону.

Мы все переглянулись. Никому фамилия доставленного ничего не говорила. Хоть Иванов, хоть Киреев, какая хрен разница.