Идеальная жена - Мария Воронова

Смышляев помнил симптомы отравления таллием, и ему стало все ясно.

Что ж, в свое время он принес Татьяне Гавриловне щедрую дозу яда…

Валерий понимал, что косвенно виноват в смерти женщины, но измученная совесть отказывалась принять этот груз.

Он с избытком наказан за все плохое, что совершил, искупил свою вину и теперь имеет право на немножечко радости.

Смышляев пришел к Ульяне и потребовал финансовой помощи и приличного трудоустройства, а когда она отказалась, рассказал ей все.

Ульяна отказывалась верить, но понимала, что все это правда. Мама действительно совершила это, проложила дочери дорогу к счастью.

Мир расползался на куски, как фотопленка, если долго держать ее в проекторе.

Добрая и ласковая мама, мечтавшая только о том, чтобы дочка была счастлива… Наверное, она и не воспринимала семью Димы как людей, женщина и ребенок были для нее всего лишь досадной помехой, которую необходимо устранить.

И жена маминого нынешнего мужа тоже умерла как-то слишком удачно…

Наверное, то же чувствует человек, когда узнает, что неизлечимо болен. Сердце трепещет, отказывается верить, но разум неумолим.

Не совсем понимая, что делает, Ульяна, как робот, прошла в спальню, достала из ящика с бельем наличность, а из шкатулки весь свой золотой запас и принесла Валере.

Тот ухмыльнулся, сунул в карман, не глядя и не пересчитывая, и заявил, что это первый взнос.

Ульяне хотелось только одного – чтобы он ушел, но Смышляев никуда не торопился.

Он вдруг обиделся, что она не пустила его дальше прихожей, гнушается посадить за стол, а сама наверняка была в курсе дел своей мамаши, и на ее совести больше грехов, чем на его.

Ульяна действительно брезговала зэком, наверняка подхватившим туберкулез на зоне, но сделала над собой усилие и пригласила его отобедать.

Все что угодно, лишь бы он ушел до возвращения дочери.

Дети ни при каких обстоятельствах не должны ничего узнать.

Валера прав, никто не поверит, что она не участвовала в отравлениях и даже ничего о них не знала.

Мама будет клясться, что одна во всем виновата, только люди решат, что старушка просто выгораживает дочь. И дети тоже не поверят. Они любят бабушку, самую добрую на свете, которая нянчила их и любила, пока мамаша пропадала на работе.

Нет, их нужно уберечь от этой правды во что бы то ни стало.

Смышляева разморило от горячего супа, он будто охмелел, расслабился и вдруг нашел прекрасное решение. Все его невзгоды и мытарства прекратятся, если он женится на Ульяне. А почему нет? Она – вдова, он тоже свободный мужчина, и чтобы заполучить его, никаких жен и детей травить не надо.

А в том, что он отличный любовник, Ульяна может убедиться прямо сейчас.

Это было не насилие, а просто грубое заигрывание. Если бы она указала ему на дверь, он бы ушел. И в милицию тоже была возможность позвонить, сытый и довольный Валера развалился на стуле и не преследовал ее, когда она выскочила из кухни, получив игривый шлепок по бедру.

Она постояла немного в коридоре, переводя дыхание. Правда перевернула всю душу ей, взрослой немолодой женщине, так что она сделает с детьми? Нанесет такие раны, которые не затянутся у них до конца жизни. Димочка и Аня будут считать себя потомками убийцы, а Андрюша вообще непонятно как сможет жить дальше, зная, что любил женщин, убивших его родную мать. И покойного отца они тоже возненавидят.

А хуже всего то, что они останутся один на один со своей бедой, потому что у самых близких людей, мамы и бабушки, больше нельзя будет попросить утешения и совета.

По сравнению с этим не имеет значения ни жизнь ее, ни чистая совесть. Она уже свое прожила, пролюбила, отрадовалась. Пришло время расплатиться.

Отдышавшись, Ульяна вернулась в кухню и ухмыльнулась Смышляеву в лицо.

Спровоцировать его оказалось нетрудно, он стал ее лапать, она то прижималась, то начинала вырываться, следя за тем, чтобы он оставил на ней характерные синяки. Бедный Валера не был насильником, он только отводил ее руки от своего лица, сам ни разу не ударил, и Ульяне вдруг стало до слез жалко человека, который мог бы прожить совсем другую жизнь, если бы не трагическое стечение обстоятельств.

Но дети были важнее. Она взяла нож, которым за час до этого резала овощи в суп и еще не успела помыть, и нанесла точный удар.

Потом изо всех сил ударила себя скалкой по лицу и по ребрам, несколько раз закричала: «Помогите!» – и, не глядя на тело Валеры, набрала ноль два.

В последний момент вспомнила о тарелке и ложке, с которыми он ел суп, тщательно протерла, а тарелку бросила на пол. Та разлетелась на мелкие осколки.

Потом Ульяна выскочила на лестницу, прямо в объятия соседа.

Она была готова отсидеть и не боялась зоны, зная, что со своей специальностью там не пропадет. Ее собственная судьба не имела больше значения, главное – уберечь детей от страшной правды.

Наверное, и мама, когда решалась на преступления, тоже была готова ко всему, лишь бы только дочь получила свой кусок счастья.

Время шло, а судья с заседателями все не выходили. Обвинитель достал из дипломата какой-то томик и углубился в чтение, секретарь вязала, и Ульяна хотела показать, как тот же самый узор можно делать проще и быстрее, но не решалась лезть, куда не просят.

Ей было очень страшно, и почему-то казалось, будто судьям все известно, хотя Ульяна понимала, что это невозможно. Смышляев мертв, а больше никто ничего не знает.

Но почему тогда их так долго нет?

Ульяна снова посмотрела в окно. Ливень прошел, и развиднелось, и, как всегда бывает после дождя, звуки доносились с улицы особенно четко, будто умытые.

Обвинитель оторвал взгляд от книги, будто опомнился, посмотрел на часы и покачал головой. Даже для него это слишком долго.

Может, пора в окно? К омытому дождем асфальту и небытию? Мертвых у нас не судят и приговоры им не выносят. С ее смертью оборвется последняя нить к тайне, и дети ничего не узнают.

А если узнают, то им будет легче это пережить, когда они поймут, что мать раскаялась и наказала себя сама.

Ульяна раскрыла блокнотик, который ей разрешили иметь при себе, чтобы делать заметки.

Что написать детям? Что любит? Наказать дочери никогда не встречаться с женатым мужчиной, а сыновьям – любить жен, потому что измены безжалостно все ломают?

Или лучше уйти молча, как бы в припадке умопомешательства?

Ульяна несколько раз глубоко вздохнула. Она даст себе еще десять минут… А потом еще десять, потому что инстинкт самосохранения прижимает ее к месту.

* * *

Ирина со стуком положила часики на стол:

– Итак, товарищи? Время истекло.