Орина дома и в Потусторонье - Вероника Кунгурцева

— Неправда! — вскочив со своего экзаменаторского места, звенящим голосом выкрикнула Орина, которой хотелось заплакать. — Этого… этого ничего не будет! Павлик, ты мне веришь?!

Павлик Краснов опустил глаза и… ничего не ответил. А председатель комиссии Афина Ивановна Воскобойникова скороговоркой пробормотала, что Каллисте Яблоковой за экзамен по биологии выставляется отметка «4», балл снижен за «контрреволюцию»… Затем Директор, по примеру Милиционера Бредникова, поставила в больничных выписках ребят печать с оттиском «Школа АФВОС» (Афины Воскобойниковой), — «Авось!» — прошептал Павлик, — и кивнула в сторону воли: теперь-де члены экзаменационной комиссии могут отправляться на все четыре стороны…

Орина с Павликом, выйдя из школы, не сговариваясь двинулись в сторону Пурги. Миновали тревожный Курчумский лес, и стало накрапывать — Орина пониже опустила поля фетрового капора и сунула руки в глубокие карманы плюшевой жакетки, нащупав круглую картонную коробочку сыпучей пудры с замусоленным клочком ватки, тюбик помады, флакончик с лаком, тушь да плоскость зеркальца. Павлик Краснов поднял воротник пиджака, — фуражки-то у него теперь не было. Повсюду были лужи, дорога раскисла, ноги вязли в грязи, которая, по примеру болота, старалась стащить с них обувку.

С полкилометра шагали молча, а после Орина заискивающе сказала: дескать, вон, директор Леспромхоза просил их сходить в Город, разведать, как там… Так может, попробовать — может, в Городе они получат ответы на все свои вопросы?! Павлик Краснов, не глядя на нее, пожал плечами: дескать, давай попробуем…

— Только время, кажется, не на нашей стороне… Того гляди, наступят сумерки… — добавил он, зябко поводя плечами.

Но Орину сумерки уже не пугали… после того, что ей наговорила эта маленькая ведьма!.. Крошечка… Тьфу! Орина решила больше никогда не откликаться на это рекло. И еще она постарается забыть, что ей напророчили. Если бы и Павлик Краснов забыл… Она покосилась на парня: его волосы были подернуты патиной росы и по лицу стекала дождевая влага, но шагал он целеустремленно, наклонив корпус вперед, рот крепко сжат, высокие скулы блестят, точно маслом намазаны… Нет, такой не забудет.

Раздался стрекот мотоцикла. Они одновременно оглянулись: их догонял Милиционер.

— Садитесь, ребята, подвезу, — крикнул Бредников. — Вам, кажется, тоже в Пургу?

— Вообще-то нам в Агрыз — хотим попасть в Город, — бесцеремонно навязался Павлик Краснов.

— Ну что ж, и до Агрыза подброшу — не велика дорога: от Пурги-то три километра, — говорил Антиох Антонович.

Павлик уселся за спиной Милиционера, Орина, забираясь в коляску, сдвинула брезент — и увидела в углу свернувшуюся клубком, точно кошка, Каллисту… Девчонка показала ей кулачишко: дескать, только проговорись… Орина села и запахнулась брезентом, ничего, конечно, не сообщив мужикам: хочет нерадивая школьница бежать — пускай бежит, ей-то что… Всю дорогу Каллиста вертелась у ней в ногах, как уж Орина ни сдвигала коленки в сторону — все время натыкалась на живой калачик.

Ворвались в Пургу, промчались по Пионерской улице: вон по правую руку — больница, вон по левую надвигается отделение милиции… Пронеслась мимо доска с вывешенными на ней смазанными фотолицами преступников, которых разыскивает милиция, — ей показалось, что фотографию Нюры Абросимовой убрали.

Бредников довез их до Агрыза, по пути заскочив в рабочую столовую: куплю-де сигарет в буфете. В этот момент Каллиста выбралась из-под брезента — и, опять показав Орине кулак, метнулась за автомат с газводой. Павлик Краснов, как раз отворотившийся в сторону, ничего, казалось, не заметил.

Когда Милиционер развернулся уезжать, то вдруг вспомнил, что им-де просили ведь передать… и достал из складок накидки скрученную трубкой картину… конечно, ту самую, которую демонстрировала на экзамене Каллиста Яблокова. Орина насупилась, а Павлик Краснов спросил:

— Кто просил передать?

— Так Афина Ивановна, кто ж еще! — отвечал Антиох Антонович и добавил: дескать, поспешите дотемна сесть в какой-нибудь поезд и убраться отсюда.

Павлик, развернувший было картину — убедиться, что это та самая, скатал ее прежним манером и сунул во внутренний карман. Орина крепко сцепила зубы — ей-то хотелось выкинуть эту мазню в грязь и растоптать, но она смолчала.

Белые вокзальные башни возвышались над темными низенькими крышами бревенчатых строений — ребята поспешили к вокзалу, потому что день и впрямь подходил к концу, да еще тучи, надетые прямо на шпили шести башен, старались укоротить светлое время суток. Слышно было, как стучат многоколесные поезда — настраивая сердце на ускоренный лад. Орина с Павликом радостно переглянулись: ведь кто-то же их водит, эти поезда… Ведь кто-то же в них едет… И они сейчас сядут в поезд — и уедут отсюда: а вдруг да прямиком домой?! Орина позвенела медяками — если не хватит на билет, так зайцами поедут!

Но вот незадача: пройти к вокзалу оказалось не так просто! Всякий раз, когда они сворачивали в какой-нибудь проулок, казалось, напрямую выводящий к вокзалу, на пути у них оказывалась преграда — то невероятной высоты бетонный забор, то дом, как будто назло им выскочивший из ряда изб, то тупик из двух сросшихся намертво кирпичных стен соседних зданий… Спросить дорогу было не у кого, а белые башенки, надевшие круглые шапчонки, заманчиво высовывались то оттуда, то отсюда.

Сумерки опустились внезапно — ребята заторопились, перелезли через один забор, напоролись на другой, перебежали через чей-то двор, вновь переметнулись через колья ограды, рассыпав поленницу дров, миновали огород и, перебросившись через очередной забор, вывернули наконец к путям. Правда, вокзал оказался далёконько: за путаницей блестящих стальных рельсов, которых Орина насчитала двадцать четыре штуки, а после сбилась со счету; да еще не напротив он стоял, а вовсе в стороне, до него шагать еще и шагать. Зато неподалеку кирпичной стеной возвышалось депо, три пары рельсов терялись внутри раскрытого прямоугольного зева, откуда выезжали, — а внутри рядами стояли, готовясь к срочному ремонту, — тепловозы, похожие на зеленых гусениц с тупыми мордами и громадными немигающими глазами. Из высоченных труб депо поднимался косой дым и клочками пристраивался к темным, и таким же рваным, тучам.

Мимо промчался поезд с горящими окошками, на вагонах белели таблички «Свердловск — Москва», шторки уже задернули, и за желтыми подсвеченными квадратами мелькали счастливые тени пассажиров, занятых какими-то своими внутривагонными делами. Но все двери поезда были крепко задраены, так что попасть внутрь не представлялось возможным, да и мчался он с такой скоростью, что на подножку не вскочишь. Надо было ждать следующий состав, который, конечно же, должен остановиться на узловой станции Агрыз.

И вдруг… послышался лай и отрывистая немецкая речь… Орина судорожно вцепилась в локоть Павлика, впрочем, тотчас отпустив его. Ребята, оказавшиеся на открытом пространстве, в ужасе оглядывались по сторонам, не зная, откуда доносятся голоса, куда бежать! И вот с того конца рельсово-шпального поля, то ли из тумана, то ли из дыма, то ли из пара, — по дальнему пути только что прошумел, неистово вскрикнув, одиночный паровоз, — выскочили автоматчики в рогатых касках. Их лица до глаз были завязаны темными платками, на поводках они держали рвущихся овчарок. Но тут Орина увидела то, чего не заметила прежде: первой из тумана-дыма-пара вырвалась крохотная фигурка в коричневом платьице, белом фартучке и чепце, а клубящееся марево, казалось, тянуло к ней растопыренную пятерню, пытаясь ухватить за подол. Это… это была Каллиста! Немцы преследовали ее! Они отпустили овчарок и подгоняли их криками «Schnell!», «Schneller!». Послышался внезапный стук колес — с потусторонним воем набегал поезд, который тоже, знать, не собирался здесь тормозить. Передовая овчарка наддала — она уже клацала клыками и роняла на шпалы слюну… Но тут маленькая фигурка перед самой мордой ревущего тепловоза, воинственно раскрашенной желтыми и красными полосами, стрельнула через рельсы — и была такова! Преследователи остались за зеленой железной рекой, ревущей, точно водопад.