Разбитые звезды - Меган Спунер

А я – никогда.

– Пожалуйста. Не надо.

Не знаю, понимают ли они, что я говорю. Может, они прочитают мои мысли и поймут, что у меня горе?

Она отшатывается и спотыкается о груду припасов. Фляга отлетает в сторону и с лязгом врезается в стену.

Она закрывает уши руками, кричит, пятится к каменной стене и, прижавшись к ней, тяжело дышит.

Что-то не так. Что-то – иначе. Мысли с трудом ворочаются в голове, и я не могу понять – что. Фляга. Шум. Видение телесное – оно может трогать вещи.

– Как вы это сделали? – спрашиваю я у них.

Она съеживается.

Я медленно и осторожно прохожу в глубь пещеры.

Она вздрагивает от каждого шага и вжимается в стену. Она наблюдает за мной, как затравленный зверь, взгляд мечется – будто она не может смотреть на меня, но и отвести взгляд не в силах.

Мне хочется закрыть глаза, чтобы ее не видеть. Мне хочется смотреть на нее, не отрываясь.

– Пожалуйста.

Не уверен, чего я прошу.

Мне остается пройти всего несколько шагов, как вдруг она кричит, будто от боли, отшатывается в сторону и пятится от меня. Она спотыкается о камень и падает на четвереньки. Быстро поднимается и бежит к выходу из пещеры. Я бросаюсь за ней.

Но тут я останавливаюсь как вкопанный – там, где она протиснулась через узкий проход, алеет кровь.

Как у видения может идти кровь?

Усталости как не бывало, я чувствую прилив адреналина и мчусь за ней по лесу вдоль ручья. Понятия не имею, куда она бежит, пока мы не оказываемся возле здания.

Она останавливается посреди поляны возле примятой и пропитавшейся кровью травы – места, где умерла Лилиан. Потом падает на колени. У нее тяжело вздымается грудь, и она силится вдохнуть, заслоняясь рукой от солнца.

Я останавливаюсь на краю поляны и хватаюсь за дерево. Пальцы касаются шершавой коры. Другой рукой я сжимаю гладкую рукоятку пистолета. Я не помню, как его вытащил.

– Что ты такое? Откуда ты взялась?

Она снова задыхается. Ее тень на земле подрагивает, потому что она сама трясется.

И в эту секунду я чувствую, что руки у меня не дрожат и взгляд не затуманен. Это не видение.

Она поднимает голову и смотрит на меня. Лицо у нее покраснело от напряжения, и на нем разводы от слез. Глаза, которые безжизненно смотрели в небо, теперь широко раскрыты, и в них мечется страх. Губы двигаются медленно, с трудом, будто она силой заставляет себя заговорить.

– Т… Тарвер?..

– И вы не заметили ничего необычного?

– Необычного?

– Да, в здании, майор.

– О. Нет. Ничего необычного.

– Тогда почему вы с мисс Лару остались на станции?

– Она думала, что спасательные отряды знают, где находится здание, и будут искать нас там.

– А вы?

– А я устал придумывать новые планы.

Нестерпимо яркий свет режет глаза, обжигает кожу. Громкие звуки оглушают. Рот будто бы разъедает кислота, и я захлебываюсь воздухом.

Он сидит напротив, прислонившись спиной к камню. Он привел меня сюда, в пещеру, усадил на виду, чтобы следить за мной. Пока он смотрел на меня, солнце зашло, и мы сидим в темноте. Он до сих пор держит в руке ту штуковину – пистолет, подсказывает мне разум.

Он прожигает меня взглядом.

Я прижимаюсь спиной к стене и сжимаю челюсти от мгновенной боли. Ткань платья обжигает тело, будто с меня содрали кожу и от меня остались только плоть и кости, а сама я – сгусток боли.

Он смотрит, не сводит с меня взгляда, наблюдает, словно чего-то ждет.

Тарвер. Я его знаю. Я знаю…

Он чуть сдвигается, и от шороха его ботинка по камню у меня звенит в ушах. Я хватаю ртом воздух и пытаюсь просочиться сквозь камень. Но ведь я – обнаженная плоть и кости, у меня ничего не выйдет.

Тут он подскакивает, и я отшатываюсь от него: он наставил на меня пистолет – во тьме тускло сверкает холодный металл.

– Что ты такое?

Я не слышу его голоса. Все неправильно. Так не должно…

– Отвечай.

Он так зол… Так испуган. Я помню. Хочу забрать весь его страх.

Но я не знаю как. Его взгляд пригвоздил меня к стене, и я не могу сдвинуться с места. Он словно хочет увидеть меня насквозь, чтобы понять.

Я сглатываю и пытаюсь вспомнить, как говорить.

– Лилиан, – шепчу я. Это имя странно звучит. Я повторяю еще раз, уже чуть громче. – Лилиан.

У него дергается лицо, и он сжимает челюсти. Он наклоняется, размахивая пистолетом.

– Нет, неправда! Она умерла!

Умерла.

Мертва.

– Тарвер. – Я снова пробую назвать его по имени, и в моих устах оно звучит лучше, чем мое собственное. – Я не…

– Замолчи! – Он вскакивает на ноги и смотрит на меня пылающим взглядом. – Ты говоришь, как… как она.

И вдруг я вспоминаю.

– Твоя Лилиан.

В мгновение ока он подлетает ко мне и швыряет к стене. Он держит меня за плечо, и по всей руке разливается боль.

– Не произноси мое имя.

Лицо его – горе и страх.

Я не понимаю, что это моя рука тянется к его лицу.

– Тарвер, это я.

Он убирает руку с моего плеча и касается щеки.

Его прикосновение обжигает. Я с трудом сдерживаюсь, чтобы не отшатнуться. Горе и злость вытесняют искорку надежды, которая вспыхивает у него в глазах.

– Что ты такое? – повторяет он, но на этот раз шепотом. И я понимаю, что все это время он держал меня под дулом пистолета, но теперь опускает его и бросает на землю.

Лучше бы он нажал на курок. Мне стало бы легче.

Я заставляю себя посмотреть ему в глаза, но мне хочется сбежать, вернуться во тьму, холод и тишину…

– Я не знаю.

– Вы с мисс Лару интересовались, почему здание было заброшено?

– Да, но так и не поняли.

– Почему?

– У нас не было данных.

– И даже никаких предположений?

– Нам было чем заняться, поэтому мы не строили догадки.

Я должен ее успокоить. Она может быть чем угодно. И способна на что угодно.

Я привел ее обратно в пещеру, и она уже добрых три часа сидит, съежившись в углу. Стоит мне приблизиться, она отшатывается. Когда я хочу подойти, она зажмуривается. Чем бы она ни была, вроде бы она не опасна.