Эфирный оборотень - Алексей Живой

Дениц некоторое время смотрел из укрытия мутным взором на взрывы авиабомб, а затем вдруг в секунду изменился в лице – у него созрел отчаянный, единственно возможный в этих условиях план. Адмирал подозвал к себе фон Каца и металлическим голосом отдал приказание немедленно подготовить суперлинкор к долгому плаванию. Фон Кац посмотрел на Деница так, словно тот рехнулся, однако, не стал перечить. Не соглашаться с начальством в вермахте означало расстрел самое большее на следующий день. Команда немедленно стала загружать на борт боеприпасы и продовольствие на месяц. Матросы сновали по трапу с корабля на берег и обратно со скоростью звука. Русские бомбардировщики тем временем не унимались и вокруг линкора постоянно рвались бомбы. Ни одна, правда, пока не угодила в сам корабль, и «Тирпиц» стоял целым и невредимым посреди разверзшегося ада. Несколько авиабомб попало в прибрежные строения для матросов и наружные наблюдательные посты, разметав их в клочья. Дюжину матросов из батальона охранения разнесло в клочки. И теперь по всему берегу были разбросаны в беспорядке чьи-то оторванные и окровавленные руки, ноги и головы. Когда погрузка закончилась, фон Кац доложил Деницу и тот быстро поднялся на борт суперлинкора по качающемуся трапу.

– Полный вперед! – скомандовал адмирал фон Дениц, едва вступив на палубу гигантского корабля, – мы покидаем этот фьорд, капитан. Здесь больше небезопасно.

– Наша цель, адмирал? – спросил фон Кац.

– Русский караван.

– Но ведь его охраняют англичане и американцы. Нам понадобится подкрепление, мой адмирал.

Дениц смерил фон Каца с ног до головы презрительным взглядом.

– К черту подкрепление! Пойдем одни. Плевать я хотел на американцев. Они все трусы. А мне нужен русский караван. Все равно это убежище нас больше не спасет. Завтра здесь появится новая союзная армада, а корабли и подлодки запрут выход из фьорда. Полный вперед, капитан. И – заткнитесь, а то расстреляю.

Фон Кац отдал приказ к отплытию. Заработали мощные машины, бешено завращались гребные винты. Мимо потянулись заснеженные скалистые вершины, покрытые редкими сосенками. Бронированный мастодонт плавно двинулся к выходу из фьорда. С этой минуты время для русского конвоя начало обратный отсчет.

Голова весила тонн десять, не меньше. Тело – абсолютно невесомое. Во всяком случае ощущение именно такое. Ноги и руки также не имели привычной тяжести, словно пушинки. А может их уже и не было вовсе? Одна голова осталась… Но ведь голова не может думать сама по себе, без тела… А может я уже в аду? Черт побери, прости Господи, как же здесь темно. Да и жарко в придачу. Дымом тянет. Нет, я наверняка в аду… Да, не сбылись мои мечты, видимо нагрешил в жизни все-таки больше, чем сделал хороших дел, вот и оказался в этом проклятом месте. Скоро ждать чертей.Нечеловеческим усилием воли Антон оторвал десятитонную голову от земли, в которую она была плотно впечатана. В нос ударил резко усилившийся запах дыма. Тянуло не древесной гарью, судя по запаху, неподалеку чадило что-то напоминавшее солярку, мазут или керосин. «Странно, – подумал Антон, – Неужели в аду начались перебои с углем и черти перешли на солярку?» Он открыл глаза. Вокруг была почти сплошная тьма, лишь вдалеке, где-то на краю сознания, теплилось несколько рыжих огоньков. Несмелые языки пламени лизали черный воздух, то расплываясь, то собираясь в четкие образы. Антон попытался двинуться, но тьма снова обрушилась на него.

Когда он второй раз открыл глаза, их больно резанул дневной свет. «Вот уж не думал, что в аду бывает светло, – промелькнула первая мысль, – А может я все же попал туда, куда хотел?«Он снова, очень медленно, раздвинул заскорузлые веки. Вытерпел возникшую боль и заставил глаза смотреть во что бы то ни стало, и на что угодно. Но, на удивление, вместо рогатых и волосатых устрашающих парнокопытных уродцев с вилами и лопатами в руках, он, когда глаза привыкли к дневному свету, увидел перед собой бездонное голубое небо. А когда сумел, превозмогая боль, сесть и повернуть голову, которая к этому моменту весила уже тонн пять, то увидел небольшую зеленую лужайку, плавно переходившую в поле и уже почти желтый, но местами еще сохранивший остатки зелени в эту позднюю осеннюю пору, лес, возвышающийся с трех сторон. Повсюду вокруг него слабо дымились почти догоревшие останки самолета, некогда бывшего скоростным истребителем.

Антон сидел в кольце слабокурящихся дымков и пытался осознать происходящее. Это занятие давалось ему с большим трудом. Бой, атака, мрак. И это было все, что можно было восстановить в отказывавшейся исправно работать в голове. Что с ним произошло и где он находится? Скорее всего, он схлестнулся с теми погаными «Мессерами» в лобовой атаке и они не отвернули. Теперь его самолет догорает на земле, а немцев что-то не видно. Дымят останки только одного самолета. Неужели они уцелели после столкновения? Ничего себе таран. А может он промахнулся? Да этого просто быть не могло. Хотя, какое это теперь имеет значение. Раз на тот свет еще рановато, надо подумать как отсюда выбираться. «Впрочем, какой «тот свет», – подумал Антон, – я же совсем забыл, что стал бессмертным.» И тут же почувствовал дикую боль в плече. Чтобы не заорать, он стиснул зубы так сильно, что они заскрежетали. Странно, разве бессмертные духи и бестелесные эфирные оборотни чувствуют боль в плече? Антон так привык подолгу находиться в газообразном состоянии, что ощущение физической боли было ему в новинку. Он попробовал пошевелиться, но дикая боль снова пронзила плечо, словно в открытую рану вогнали ржавый лом. «Черт побери, – простонал Антон, – ведь эфирные оборотни не чувствуют боли, они способны возрождаться из пепла, перемещаться в пространстве с быстротой мысли и без всяких усилий, а я сейчас не могу даже пошевелиться. Что со мной происходит, в конце концов?«От злости Антон снова дернулся и свалился в обморок от третьего приступа жуткой боли.

Когда он очнулся, была уже ночь. Точнее рассвет, потому что небо на востоке медленно серело. Над поляной висел низкий туман, от которого Антону было ужасно холодно. Именно от холода он и очнулся. Похоже, болевой шок плавно перетек в тяжелый и долгий сон. Антон чувствовал себя несколько лучше, чем днем, но пока не хотел экспериментировать с плечом и потому лежал недвижимо. Его одежда от тумана и росы пропиталась влагой, отчего измученному телу было еще неудобнее, но голова уже соображала немного лучше. Лежа в этом тумане и леденея от холода, он вдруг чертовски ясно осознал, что в одно мгновение перестал быть бессмертным. Был и перестал. Что-то странное и неожиданное случилось с ним в этом чужом по времени мире. Он вдруг враз перестал быть тем, чем уже привык себя считать – добрым эфирным оборотнем, вольным духом небес, их повелителем, если угодно. Он мог сталкивать самолеты друг с другом, когда хотел, становиться столбом у дороги, мгновенно пересекать океан, одновременно быть в десяти разных местах планеты, вызывать катаклизмы природы, менять ход вещей, останавливать время, не ведая страха умирать без конца и оживать… Умирать… Антон даже сел от жуткой догадки, забыв о плече. Умирать. Ну да. Сколько раз он умирал? Даже и не считал. А если все же посчитать. Семь? Восемь?… Девять. Это, черт побери, даже интересно. «Что же я, – подумал Антон, – кошка какая-то?«Но факт оставался фактом. Умерев в девятый раз в этом мире запасных жизней Антон больше не получил. Видимо, кто-то так решил за него. Видимо кому-то так было надо. Антон посмотрел на уже почти серое небо и вздохнул. Он вдруг ощутил себя удивительно маленьким и беспомощным на этой планете, под этим чужим серым небом, которое старше его минимум лет на сорок. Ужасно захотелось домой, пусть даже не на дембель, а хотя бы в родной зал радиоперехвата, за пост. Попить чаю с Малым и Майком, выкурить сигарету с фильтром. Но вокруг него сейчас расстилался темный бескрайний лес и не было видно ни одной живой души. Ночь выдалась удивительно не по-осеннему теплой. Мирно стрекотали сверчки. Где-то в глухомани гукала глупая сова, сидя на вершине сосны. Возвращались с ночной охоты хищники, волоча добычу в свои потаенные норы. Дневные звери только просыпались. А он лежал в высокой мокрой траве и слушал как растет его борода.