Альбинос - Алексей Бобл

Я открыл глаза.

Лада полулежала на лавке у стены напротив, подложив под спину подушки и накрывшись покрывалом. Лонгин сидел на высоком табурете, широко расставив ноги и уперев кулаки в колени, хмуро слушал. Длинное помещение разделяли несколько перегородок, из-за ближайшей доносилось шипение помех и монотонный голос радиста. Двое старшин, Гордей и Ефим – тот самый, который возглавлял отряд гетманов, преследовавших нас в Инкерманском ущелье, – подпирали стену у двери. Помимо лавок и табурета здесь был еще широкий стол, где стоял кувшин со стаканами и лежала карта, да оружейный стеллаж с несколькими берданками.

Лонгин не пошевелился, когда я замолчал, – сидел в той же позе, вперив в меня тяжелый взгляд. Я продолжал:

– И вот теперь я хочу спросить, воевода: ты уверен, что вы почти взяли Херсон-Град? Еще несколько дней – и ему конец? Ну так знай: в это время Мира со своими людьми едет к машине. Если они запустят ее или хотя бы смогут снять с борта оружие и ударить по вашему ущелью – конец придет Инкерману, а не Херсон-Граду. А теперь думай, что делать дальше. Но думай очень быстро, времени у тебя нет.

* * *

Из отсека, где расположился воевода, Ефим с двумя охранниками провел меня во второй, задняя часть которого была отгорожена решеткой. За этой решеткой на железном полу я и просидел некоторое время, вслушиваясь в происходящее снаружи. Голос, смех, ругань, лязг оружия, шелест палаток и звук шагов… Военный лагерь жил своей жизнью. Выстрелы у ворот усилились, в ту сторону кто-то побежал, потом, гудя двигателями, проехали две машины. Донесся взрыв, протяжные крики, после этого опять стало тише.

Не выдержав, я вскочил и стал мерить шагами камеру, сжимая и разжимая кулаки. Лонгин кажется человеком, способным быстро принимать решения, но он не доверяет мне и наверняка колеблется – а вдруг все это очередная интрига хитроумного херсонского управителя? И пока он размышляет, что к чему, караван Миры приближается к склону.

Остановившись у стены, я постучал по ней кулаком. Гусеничный вездеход – машина медленная, но ведь прошло уже много времени – где теперь караван Миры? Близко от склона, очень близко.

Сунув руку в карман, я достал гармошку, которую на «Каботажнике» успел очистить от ржавчины, присел на корточки под стеной и стал наигрывать.

Дверь в перегородке за решеткой открылась. Опираясь на палку, вошла Лада в сопровождении Ефима. Сунув гармошку в карман, я встал перед решеткой. Она попросила:

– Ефим, отойди.

Он не шелохнулся, и девушка повысила голос:

– Пожалуйста, отойди и стань в дверях.

– Херсонец опасен, – ровным голосом произнес старшина. Лицо его оставалось бесстрастным.

– Отойди!

Он достал пистолет и показал мне, с громким щелчком взвел спусковой крючок. Я пожал плечами. Ефим попятился, не спуская с меня глаз, и замер в проеме.

Поставив трость у стены, Лада тяжело прислонилась к решетке, взялась за прутья.

– Тебе нельзя ходить с такой раной, – сказал я.

– Сейчас не об этом надо говорить, Марк… то есть Алви. Эта машина и правда опасна?

Я пожал плечами.

– Из моего описания Орест и Дэу заключили, что оружие, которое я там видел, может убить всех на горе. Или почти всех.

– Но как такое возможно?

– Не знаю. Древние умели многое, чего не умеем мы. Даже если не использовать бомбы, Мире достаточно завладеть автоматами. Их там несколько десятков, и ящики с патронами. И еще я видел что-то, напоминающее гранаты, на стеллажах.

Она прижалась лбом к прутьям. На бледном лице поблескивал пот.

– Тебе надо лечь, – сказал я.

– Нет, подожди. Я убедила отца, что ты не Марк. Он поверил. И все равно он не хочет тебя видеть. Отец считает, что ты виноват во всем, что совершил твой брат, раз когда-то позволил ему стать управителем. Он напрягается каждый раз, услышав ваши имена, и…

– Но он поверил, что под склоном лежит военная машина древних?

– Да. Он спрашивает: что ты предлагаешь и что ты хочешь?

– У вас есть мотоциклетки…

– Мы называем их трициклами.

– Они быстрые?

– Очень. Наш главный механик считает, что это самые быстрые машины на всем Крыме. Мы взяли с собой несколько…

– Я видел. Вот на них и надо ехать за Мирой. Прямо сейчас. Солнце уже в зените?

– Почти. Я постараюсь добиться, чтобы вы выехали до вечера.

– Не до вечера, Лада! Мы должны выехать прямо сейчас.

– Но такая экспедиция требует подготовки. Отец не может…

– Может. – Я обхватил ее пальцы поверх прутьев и придвинулся ближе к решетке, глядя в глаза девушки. Ефим приподнялся на цыпочках, наблюдая за нами.

– Ты не видела, сколько там автоматов. А ведь на борту было много чего еще. Если брат с сестрой вооружат этим своих людей или взвод омеговцев… Или мы выезжаем сейчас – или для вас все кончено. Не только для вас, для всего Крыма.

– Но ведь эта машина лежала там очень долго. Неужели все до сих пор работает?

– Она была под некрозом. Орест считает, что тот консервирует все, что попадет в него. Пятно некроза исчезло, как раз когда мы нашли машину, наверное, это связано с платформой, которая опустилась к ней. Автомат Миры работал, так почему бы не работать и всему остальному?

– Я тебе верю, – сказала она. – Но воевода… Постараюсь убедить его выехать немедленно. Теперь скажи: что ты хочешь за это? За то, что поможешь нам?

– Пусть он пообещает, что не возьмет машину или оружие с нее. Я показываю вам, куда уехала Мира, чтобы вы догнали ее, – а за это вы устраиваете большой обвал, чтобы машину накрыло камнями. Иначе какая мне разница, достанется оружие гетманам или херсонцам?

Она кивнула и выпрямилась, собираясь уйти, но потом снова приникла к решетке, быстро протянула руку между прутьями и легко коснулась моей щеки.

– Отец согласится, – очень тихо сказала Лада. – Но потом, когда увидит машину и оружие… Он не станет уничтожать их, а заберет себе. Ты понимаешь?

Я кивнул, глядя ей в глаза.

– И еще, Алви. Не говори ему заранее, где машина. Отец… он не подлый, но жесткий. Жестокий. Однажды он подавил восстание наших рабов и сделал с ними такое… Он презирает всех херсонцев. Не любит мутантов. И он убьет тебя, если будет знать, куда ехать.

– Ты останешься здесь? – спросил я.

Она оглянулась на Ефима.

– Воевода не возьмет меня в поездку с такой раной. Я… Мы еще увидимся? Если ты выживешь? Наверное, нет. Молчи! – она коснулась пальцами моих губ, когда я собрался заговорить. – Может, мы еще увидимся, а может, нет, но я желаю тебе удачи. Прощай.

Опираясь на палку, она пошла назад. Ефим посторонился, пропуская ее, скользнул по мне ничего не выражающим взглядом и шагнул следом.