На подсосе. История любви - Кристофер Мур

А тут Хлад из дома выходит и несет Графиню, завернутую всю в этот прорезиненный брезент и тотально в отрубе, как кукла без костей прям. И Стив весь такой: «В машину ее».

А я такая: «Вы Чета покормили?»

А Джеред мне такой: «Алло, Эбби? Другие вампиры».

Поэтому я ему такая: «Заткнись, я помню». В общем, мы все в машину к Стиву загрузились и отвезли Хлада и Графиню в мотель где-то рядом с Ван-Несс, за который Стив заплатил своей «Визой», что с его стороны очень щедро и по-взрослому.

А это такой мотель, где у тебя свой вход с парковки, поэтому в общем вестибюле тебя не видно, и Хлад занес Графиню в номер такой, а мы еще всякого туда тоже занесли, чего Стив набил себе в багажник.

Так грустно, что вообще. Хлад только Графиню по щеке гладил и пытался разбудить, а она не хотела. И он весь такой: «Эбби, ей нужно поесть. Я б сам не просил, но он с ней что-то сделал, и ей больно».

Тут я б тотально ей дала, но меня Стив оттащил, берет свой походный кулер, который заставил нас тоже сюда приволочь, и вынимает из него такие мешки с кровью.

Дает их Хладу и такой: «Я их в университетской клинике взял. Меня могут за это выгнать из школы».

А Флад такой ему: «Спасибо». И прокусывает в одном дырку, и Графине на губы выжимает, тут я не выдержала и заревела.

Пакетов было четыре, и когда Хлад к четвертому потянулся, Стив ему такой: «Этот тебе нужно выпить».

А Хлад ему такой: «Нет уж, это все ей».

А Стив такой: «Надо, сам знаешь».

Поэтому Хлад такой типа кивнул и последний пакет сам выпил, а потом просто рядом сидел и ее по волосам гладил.

Потом Стив такой: «Томми, я же могу реверсировать ваш вампиризм. Я вполне уверен, процесс удачно пройдет».

А Хлад такой на него посмотрел и кивнул. Так грустно, что вообще. Но тут Графиня застонала такая, глаза открыла, смотрит — Вурдалак Хлад, и вся такая: «Эй, малыш». Вот так вот просто. И тут я опять разревелась, как здоровенная хлюздя, и Стив увел нас с Джередом к машине, чтоб оставить их наедине.

В общем, Стив такой мне: «Я тебе вот что сделал из своей куртки». И надевает на меня такую кожанку мотоциклетную, всю покрытую этими стеклянными светодиодными кнюсями. Типа тяжелая она, потому что батареи встроены в подкладку, но четкая. И он весь такой: «Теперь ты будешь в безопасности. Выключатель — кнопка на левой манжете. Просто сдави, и свет загорится. Тебя не обожжет, но все равно лучше темные очки надеть, чтобы сетчатку не повредило». И надевает такой на меня тотально киберские облегающие очки, и меня целует. И я его в ответ поцеловала, языка дала только в путь, и он, в конце концов, отстранился — нежно, как бабочка прям. А я ему такая — пощечину, чтоб не подумал, будто я шлюха какая. Но чтоб не решил, будто я фригидная какая-то, я тут же на него напрыгнула, ногами обхватила и как бы нечаянно повалила наземь и тоже как бы нечаянно как бы оттрахала его прямо на мостовой, и тут свет у меня на куртке весь зажегся, и публика повысовывалась в окна из мотеля, поэтому Джеред прервал наш романтический миг, стукнув по кнопке и оттащив меня прочь.

А я вся такая: «Ты МУЖИК мой, Фу!»

А он такой: «Чё?» Потому что я ему пока не сообщила, что у него новое имя, Пес Фу.

Но тут он сказал, что ему вообще-то пора домой, не то предки начнут с ума сходить. И велел за хозяевами присматривать хорошенько, пока не вернется-де и не уговорит их обратно преобразоваться. Короче, мы еще немного пообжимались на капоте его «Хонды», и он умчал в холодное одиночество ночи, как натуральный супергерой. (Хотя впечатление было немного подпорчено тем, что к нему Джеред напросился в пассажиры.)

В общем, я вернулась в мотель и села в изножье ложа моих хозяев на страже, а сама слушаю.

Они тихо разговаривали, но мне все равно слышно.

Вурдалак Хлад такой: «Может, стоит попробовать».

А Графиня ему такая: «Что, лекарство? Томми, ничего не выйдет. Ты видел, что я могу, ты знаешь, что можешь сам. Это не биология, это волшебство».

«А может, и нет. Может, это наука, про которую мы просто пока ничего не знаем».

«Не важно. Мы не знаем даже, получится или нет».

«Так надо попробовать».

«Зачем нам это пробовать, Томми? Ты бессмертный всего пару недель. Хочешь так просто отказаться от силы… я не знаю, от власти над своим миром?»

«Ну… да».

«Правда, что ли?»

«Ну. Мне не нравится, Джоди. Не нравится все время бояться. Не нравится одиночество. Не нравится быть убийцей».

«Эта женщина мучила тебя, Томми. Такого больше ни за что не произойдет».

«Да это не беда. Это я переживу. Беда в том, что мне это нравилось. Нравилось, понимаешь?»

Тут Графиня помолчала хорошенько, я даже подумала, не рассветает ли уже или как-то, но потом из-за края кровати выглядываю, а она просто ему в глаза смотрит. Потом ко мне обернулась.

«Эй, малышка!» — говорит и улыбается мне, а это прям как подарок или что-то. Потом снимает часы и кидает мне. «Там автоматический календарь, — говорит, — поставь будильник минут за двадцать до заката, чтобы опять никому не попасться, ага?» А я хотела ей сказать про куртку, которую мне Фу сделал, но как бы говорить не смогла, поэтому просто кивнула, часы надела и снова на пол сползла.

Потом слышу, Графиня такая: «Ты не одинок. Я здесь. Можем уехать туда, где нас никто не знает, никто за нами не гоняется, и я за тебя всегда буду».

А он такой ей: «Я знаю. Я в смысле — одиночество от всех прочих. Отдельность. Я человеком хочу быть, а не какой-то мерзкой дохлой падалью».

«Мне казалось, ты хочешь быть особенным».

«Хочу, но — по-человечьи особенным. Из-за того, что сам сделаю».

Потом все ненадолго опять затихло, и наконец Графиня такая: «А я это люблю, Томми. Я не боюсь все время, как ты. Совсем наоборот. Я даже не представляла себе, до чего раньше боялась, пока не стала вот такой. Мне нравится ходить по улицам и знать, что я альфа-зверь, слышать, видеть и чуять все, быть во всем. Нравится. Я хотела и с тобой этим поделиться».

«Это ничего. Ты ж не знала».

«Я тоже не хочу быть одна. Поэтому я тебя и обратила. Я тебя люблю».

Тут на часах у Владыки Хлада будильник запищал, и он его отключил.

Потом весь такой: «Мы не можем вернуться к тому, что было раньше, да? Чтоб я о тебе заботился?»

«Разные миры, Томми. Ты сам теперь это знаешь. Мы были в одной комнате, но в разных мирах».

«Тогда ладно. Я тебя люблю, Джоди».

И Графиня такая: «Я тебя тоже люблю».

А потом они долго ничего не говорили, и когда по моим новым часам солнце уже встало, я смотрю — а они лежат такие в обнимку, а на подушке красные пятна их слез.