Зомби идет по городу - Виктор Пронин

– Да... Но ты и Павел Николаевич... Я никак не врублюсь, Вика.

– А что тут такого уж удивительного? Я чуть старше, чем выгляжу, он немного моложе, чем кажется... Да-да, Андрей, он гораздо моложе, чем ты думаешь... Просто его роль в нашей жизни – это роль старшего... А что касается остального, что касается быта... Тоже все складывается не самым худшим образом... У него однокомнатная квартира, у меня однокомнатная квартира... Мы их меняем на одну трехкомнатную в центре города...

– Уже присмотрели?

– Да! – с вызовом сказала Вика. – Да, Андрюша. Все у нас прекрасно, все отлично. И отвали. Отвали, Андрюша. Проехали.

– Значит, далеко зашло...

– Далеко, быстро, неожиданно и, надеюсь, необратимо.

– Желаю счастья, – сказал Андрей, поднимаясь.

– Да ладно тебе дурь молоть! Ничего ты нам не желаешь. Не до того тебе сейчас... Сам же говоришь, что врубиться не можешь. Вот врубишься, тогда и пожелаешь. Если пожелаешь. Андрюша.

Когда Костя внес горячую сковородку с яичницей и сыром, Вика сидела одна, перед ней стояли два стакана красного вина. Сидела она, откинувшись назад и запрокинув голову. И улыбалась из последних сил. Нет, она ни о чем не жалела, ни в чем не раскаивалась, но слова, которые произнесла беззащитному человеку, такие слова никому не даются легко, и часто проходят годы, прежде чем удается простить себя за такие слова, вымолить у самого себя прощение или хотя бы их подзабыть, чтобы не скребли в душе, чтобы не тянулась рука к телефону каждый раз, когда вспоминаешь человека, на которого выплеснул их в какой-то странной жажде выговориться и сразу, навсегда все поставить на свои места.

– А где этот... – Костя замялся, не зная, как назвать ночного гостя. – Где этот прекрасный молодой человек, который так потряс мое воображение своей мужественной внешностью?

– Он заскакивал на минутку... Какие-то у него дела, какие-то заботы... Слышишь? – Вика повернулась к окну – со двора послышался отчаянный рев мотоцикла. – Торопится.

– Ночью? – удивился Костя.

– Костя, – медленно проговорила Вика, – торопятся больше всего ночью. И, как ты сам понимаешь, не на работу.

– Куда же он торопится?

– К себе. Он к себе стремится и никак не доберется.

– Доберется, – проговорил Костя, поднимая свой стакан.

– Да, – Вика раздумчиво посмотрела на него. – Тебе тоже далеко ехать, не забыл?

– А не страшно оставаться одной с вывороченной дверью?

– Скалку вставлю в ручку, цепочку накину, газовый баллончик под подушку положу...

– Во времена! – усмехнулся Костя. – Раньше красивые женщины цветы клали под подушку, письма от любимых, чувствительные романы... А нынешние – газовые баллончики. Надежный хоть баллончик-то?

– Надежный.

– Проверенный?

– И не один раз.

– От Павла Николаевича небось?

– Ты угадал, Костя. От него.

– Тогда ладно, тогда ничего, тогда счастливо оставаться. – И он медленно выпил вино из своего стакана. – Неужели я все-таки должен сейчас куда-то ехать?

– Да, Костя. А то я потом буду об этом жалеть.

– Неужели и об этом можно жалеть?

– Больше, чем о чем бы то ни было.

– Откуда же ты все это знаешь, Вика?

– Жизнь, – неопределенно улыбнулась Вика, сделав слабое движение рукой. – Жизнь, Костя... Она чему угодно научит, от чего угодно отучит... Отвали, Костя. Отвали.

И Вика залпом выпила остававшееся в стакане красное сухое вино.

* * *

«Девятка» и в самом деле выглядела соблазнительно. Ее новизна и свежесть проступали в каждой подробности. Еще смазанные и оттого золотистые бамперы, незапыленные колпаки на колесах, сиденья, покрытые сверкающими целлофановыми чехлами, – все выдавало ее девственное состояние. А внимательный, недоверчивый взгляд мог бы рассмотреть и показания счетчика – на нем не было и тысячи километров. И самое главное – у «девятки» не было даже своего постоянного номера, лишь бумажный листок с отпечатанными цифрами был заложен под стекло.

Знающему человеку это говорило о том, что машина перегоняется, что остановилась ненадолго, видимо, у хозяина здесь родня или знакомые, что пройдет всего день-второй, и машина уйдет. И если у кого-то возникли по отношению к ней какие-то намерения, то следует поторопиться, иначе хозяин, отдохнув, сорвется с места и понесется по жизни дальше, наслаждаясь каждым километром пути, поворотом дороги, и понесется, понесется мимо желтеющих лесов, мимо осыпающихся березовых рощ, мимо сумрачных и влажных еловых зарослей, над речками пронесется, над оврагами, под мостами и железными дорогами пронесется, свободный и неуязвимый...

Да, тогда он станет неуязвимым. И если у кого-то возникли мысли при виде этой машины, то ему следует поторопиться, иначе эти мысли останутся всего лишь мыслями и никогда им не превратиться в сверкающую перламутром божественную «девятку».

Вначале Амон поехал один – осмотреться, наметить пути подхода, пути отхода. Он прошелся по улице, постоял на перекрестке, потолкался у стоящих на обочине машин... Все было обычно, привычно и не вызывало настороженности в его подозрительной душе. С улицы «девятки» не было видно, присыпанная желтыми листьями, она не выделялась и со стороны двора. Нужно было подойти к ней вплотную, чтобы понять, какое сокровище стоит под окнами. Единственное место, откуда была видна «девятка» во всех ее прелестях, – это окна верхних этажей унылых пятиэтажек.

Не заметив ничьего внимания, Амон подошел к машине, провел пальцем по холодному мокрому боку, заглянул внутрь. В счетчик он всматриваться не стал, ему достаточно было увидеть посверкивающие складки целлофана на сиденьях. Сняв желтый листик, прилипший к ветровому стеклу, Амон покинул двор медленной своей тягучей походкой.

Потом они подъехали сюда вчетвером. Остановились за квартал, к машине направились пешком. Посидели на скамейке, обсудили, осмотрелись. Убедились – машина действительно хороша, угнать можно без помех и продать будет нетрудно. И покупатель был на примете, давно мужик ждет именно такую машину.

Даже если случайный свидетель увидит их возню вокруг машины, если к тому же сообразит, что происходит, да решится на какие-то действия... В общем, пока до милиции дело дойдет, то и говорить будет не о чем.

– Мокрый асфальт, – сказал Амон, покусывая сорванный листок.

– Да еще с перламутром, – добавил Борис. – По-моему, все нормально, ребята.

– Совсем свеженькая, – вставил словцо и Сынок. – Надо брать. И не тянуть. Долго она стоять не будет.

– Там кочерга на руле, – сказал Амон.

– С этим мы справимся, – небрежно заметил Сынок. – Кочерга – это даже хорошо. Хозяин спокойно спит.

– Когда? – спросил Юрик, ни на кого не глядя.