Монахи войны. История военно-монашеских орденов от возникновения до XVIII века - Десмонд Сьюард

До нас дошел рассказ очевидца об этом драматичном событии. Его записал пожилой командор, который случайно оказался на Родосе, так как приехал туда по делу, а не для того, чтобы сражаться. «Брат Жак, бастард Бурбона», как он нелицеприятно назвал себя, поскольку был незаконнорожденным сыном принца-епископа Льежа, рассказывает, что все старшие офицеры сообщали об ужасных потерях. Мартиненго говорил особенно прямолинейно. «Капитан Габриэль» поведал самому преподобному магистру и досточтимым господам – членам совета, что: «…увидев и обдумав ужасный обстрел, которому подвергся город, увидев великую брешь и вражеские окопы в пределах города до 100 футов глубиной и более 70 футов шириной, а также увидев, что они прорвались за стены в двух других местах, и что большая часть наших тяжеловооруженных воинов – и рыцарей, и прочих – мертвы или ранены, а припасы на исходе, и что простые рабочие встают на их место, невозможно сопротивляться долее, если не придет какая-либо помощь, чтобы заставить турок снять осаду».

«Бастард» прибавляет, что последовал горячий спор о том, что лучше, «погибнуть до последнего человека или спасти людей». Многие утверждали, что «лучше и святее умереть за веру», а другие указывали, что условия, предложенные султаном, не требуют от них отречься от Христа. Вдруг появился греческий епископ с делегацией плачущих горожан, умоляя братьев капитулировать. Брат Филипп «упал чуть не замертво». Оправившись, он и бейлифы в конце концов согласились, что «более богоугодно стремиться к миру и спасти жизни простых людей, женщин и детей».

Было заключено перемирие, но не прошла неделя, как оно было нарушено. Затем, 16 декабря, брат Николас Фэйрфакс прорвал блокаду на бригантине и доставил все, что смог найти: груз вина и 100 критских арбалетчиков. К тому времени стены города превратились в груды обломков, уцелевшие братья жили в грязных ямах, где укрывались от снега и слякоти. 17 декабря турки атаковали и затем еще раз на следующий день. Оставшись без пороха, слабые от холода и голода, едва держась на ногах, братья все же сумели их отбросить. Возможно, именно в этот последний ужасный бой гречанка, любовница погибшего англичанина, члена ордена, перерезала горло двоим их детям, надела его доспехи, взяла его меч и пошла в окопы, где билась, пока сама не сложила голову. Однако другие родосцы дезертировали, несмотря на показательные казни. 20 декабря Великий магистр снова попросил о перемирии.

Сулейман предложил великодушные условия: в обмен на Родос, его архипелаг с Бодрумом и Кастелоризоном братья могли свободно уйти, взяв все свое имущество. Турки даже предоставят им корабли. Они не будут превращать церкви в мечети и оставят родосцам свободу вероисповедания и, кроме того, освободят их от всех налогов на пять лет. Приняв в своем «красном шатре» Великого магистра, султан Сулейман без эскорта посетил разрушенный город, где Филипп показал ему жалкие баррикады. Султан просил его пойти на службу к туркам, но магистр ответил: «Не будет чести великому владыке, если он наймет отступника». Позднее султан заметил, что ему жаль принуждать «чудесного старика покидать его дом».

В ночь 1 января 1523 года протрубила единственная труба, и затем, к изумлению осаждающих, показались братья, шагавшие под барабанную дробь парадным строем в сияющих доспехах под развевающимися флагами. Потом с самыми своими драгоценными реликвиями (иконой Богоматери Филермской и рукой святого Иоанна Крестителя), архивами и ключом от города Родос они отправились на Крит. Над галерой Великого магистра, на полумачте, взлетел флаг Матери Скорбящей, держащей мертвое тело своего сына, со словами «Afflictis tu spes unica rebus» – «Во всех страданиях ты наша единственная надежда». Император Карл V сказал: «Ничто в мире не было настолько же потеряно, как Родос», однако госпитальеры, уплывавшие в снежную тьму, знали, что Иерусалим пал снова.

Так, чудесным и небывалым образом, представляются кроткими как агнцы, но в то же время яростными как львы. Не знаю, было ли бы уместнее называть их монахами или солдатами, но только, пожалуй, лучше было бы признать их и тем и другим. Воистину, нет у них недостатка ни в монашеской мягкости, ни в воинской мощи.

Бернар Клервоский, ок. 1128 г. Похвала новому рыцарству

Казалось маловероятным, что орден Святого Иоанна сохранится. Его бездомные братья в тревоге странствовали от приюта к приюту – из Мессины в Кумы, оттуда в Чивитавеккью, затем в Витербо, далее в Корнетто и Вильяфранку и, наконец, в Ниццу. В 1524 году император Карл V предложил им Мальту и Триполи, но орден еще не оставил надежды вернуться на Родос. Потом в 1527 году Генрих VIII объявил, что английский ланг станет отдельным братством и будет защищать Кале, и обеспокоенный Великий магистр приехал в Англию; Генрих был огорчен тем, что с ним не посоветовались насчет будущего ордена. Однако брат Филипп польстил ему, присвоив титул защитника веры, а также согласился сохранить туркопольера Джона Роусона приором Ирландии благодаря его успехам в «окультуривании туземцев», а в ответ король позволил брату Уильяму Вестону стать великим приором Англии. Магистра тяготили мрачные предчувствия насчет предложений императора, которые влекли за собой вассальную присягу, но, когда после захвата Модона в Морее его главный военачальник не сумел его удержать, магистр был вынужден в 1531 году принять предложение. Пройдет еще много лет, прежде чем братья примирятся с Мальтой.

Это новое королевство, даже еще меньше Родоса, всего 27 на 13 километров, было бесплодным и голым, его тонкую почву пересекали каменные ограды и безлесные овраги. Там не было ни рек, ни даже ручьев. Остров Гоцо был не лучше, Комино и Коминотто представляли собой каменистые утесы. Большинство из 20 тысяч обитателей Мальты говорили на языке «вроде мавританского», хотя тамошняя знать происходила из Арагона или Сицилии. Ни столица Читта-Нотабиле – современная Мдина – «старый покинутый город», ни несколько жалких селений ничем не привлекали эгейских изгнанников. В Большой гавани на восточном берегу выдавались две каменистые расселины, разделенные глубоким проливом. На северном располагалась рыбацкая деревня Биргу, охраняемая разбитой башней с тремя старыми пушками – фортом Сан-Анджело. Позднее пролив станет Галерной гаванью, южная отмель – Сенглеей. Холмистый мыс Монте-Шиберрас отделял Большую гавань от другой крупной бухты – Марсамшетта.

Обитель обустроили в Биргу, защищенном земляными укреплениями, а не крепостными валами. Обержи, размещенные в небольших домах, по причинам экономии занимали только молодые рыцари, которые спали в общих дормиториях. Командорам приходилось самим покупать себе дома с доходов или трофеев, хотя они должны были каждый день посещать службу и читать положенные молитвы и обедать «в зале» трижды в неделю. Выходя за пределы обители, братья надевали облачение только на официальные мероприятия, однако их новая форма не давала забыть о религии – черный камзол с нашитым белым льняным крестом и белый эмалированный крест, который носили на шее. Разрозненные здания созданной наскоро обители не были объединены коллахием, и там были неизвестны ни распутство, ни дуэли. За серьезные проступки нарушителя заключали в особенно мрачные донжоны Святого Антония или исключали из ордена. Когда английский брат убил свою любовницу-мальтийку и в то же время одного капеллана-новобранца поймали на краже драгоценных камней из храма Богоматери Филермской, эту жалкую пару связанными сунули в мешки, отвезли в море на лодке и сбросили за борт. В 1532 году камергер приора Рима убил провансальского рыцаря на дуэли; разразился скандал и даже ожесточенная уличная драка между французским, итальянским и испанским лангом. Кочевая жизнь разбередила орден.