33 визы. Путешествия в разные страны - Юрий Александрович Жуков

стояли несколько пузатых военно-транспортных самолетов с маркой Соединенных Штатов — они использовались для переброски в Конго войск ООН. Открыв дверцу самолета, мы ломали себе голову, как бы спуститься вниз, и вдруг увидели медленно приближавшийся трап. Его катили несколько человек — черных и белых.

Вскоре выяснилось, что это — министр просвещения, а с ним встречающие нас работники советского посольства. Чины ООН, завладевшие аэродромом, уже разогнали весь обслуживающий персонал, а сами не желали наладить работу. Встреча была самой радушной и теплой, и вскоре мы уже сидели в тесном кабинете министра и толковали о будничных, но таких важных и больших делах...

Министр просвещения рассказывал нам, что в Конго из тридцати шести тысяч учителей двадцать шесть тысяч не имеют даже законченного среднего образования, — колонизаторы боялись дать образование неграм; правительство хочет срочно организовать центр заочного обучения для всех педагогов моложе сорока лет и просит помочь ему в этом деле. Надо срочно создать хотя бы одну — для начала! — среднюю техническую школу для подготовки техников из числа квалифицированных рабочих: требуются специалисты по металлообработке, котельщики, автомеханики, наладчики, чертежники, химики, техники аэродромного обслуживания, техники по радиоаппаратуре и электронике, счетные работники, экономисты. Все срочно, очень срочно! Специалистов нет — значит, их надо готовить немедленно.

Наконец, надо решить вопрос о посылке студентов на учебу за границу. В Конго есть два университета, но оба они пока еще под контролем католической церкви, ими руководят бельгийцы, и они не будут обучать тех, кто не хочет служить колонизаторам.

Когда мы проезжали мимо дворца парламента, то увидели развевавшиеся у входа стяги многих африканских стран — там только что открылась конференция руководящих деятелей стран Африки — Конго, Ганы, Гвинеи, Камеруна, Того, Эфиопии, Либерии, Судана, Марокко, Объединенной Арабской Республики, Алжира и Анголы. Они собрались здесь, в Леопольдвиле, чтобы поднять свой голос в защиту независимого Конго, над которым все гуще клубились тяжелые тучи заговора колонизаторов. Конференцию открыл премьер Конго Патрис Лумумба, и назавтра мы прочли в газете «Конго», в заголовке которой значилось: «Первая в Конго ежедневная газета, принадлежащая африканцам», его смелую и взволнованную речь.

«Ваше присутствие здесь в такой момент, — говорил Лумумба, обращаясь к посланцам африканских стран, — служит для моего правительства, для всех нас, конголезцев, самым живым доказательством той африканской солидарности, реальность которой наши враги всегда отрицали. Но вы знаете, что действительность упряма и что Африка жива и здравствует. Она отказывается умереть... Мы все знаем — и весь мир это знает, — что Алжир — не французский, что Ангола — не португальская, что Кения — не английская, что Руанда-Урунди — не бельгийская... Мы знаем цель Запада. Вчера они нас раскалывали на уровне племен и кланов. Сегодня, когда Африка неудержимо освобождается, они хотят нас разделить на уровне государств. Они стремятся создать в Африке антагонистические блоки, создать государства-сателлиты, а затем на этой основе развернуть «холодную войну», усилить раскол и сохранить вечную опеку. Но я верю, что Африка хочет единства и что она не поддастся этим махинациям...»

Тем временем Леопольдвиль все больше приобретал вид осажденного города. Он производил на нас удивительное, ни с чем не сравнимое впечатление. Собственно говоря, было два Леопольдвиля: один — ультрасовременный город с небоскребами, широкими проспектами, сверкающими никелем и хромом автомобилями последних американских марок, открытыми кафе парижского типа, потрясающими по красоте парками, где огромные деревья усеяны крупными экзотическими красными, белыми, желтыми, малиновыми цветами, а изгороди обвиты вечноцветущими ползущими растениями — это город, построенный колонизаторами на крови туземцев ради своего удобства и утех. И рядом другой город — город грязных лачуг и кривых немощеных улиц, где в пыли копошатся голые дети с блестящей черной кожей, — город, где живут настоящие хозяева Конго.

Так вот, оба эти города в те дни выглядели необычно. «Белый» город был пуст, до такой степени пуст, что его улицы напоминали жуткие кадры из фантастического американского фильма «На берегу», в которых показан Сан-Франциско, умерщвленный атомной радиацией. Роскошные витрины магазинов, брошенных бежавшими в Брюссель колонизаторами, запылились, занесло песком оставленные у подъездов комфортабельных вилл автомобили, почти все кафе закрылись.

Еще недавно вход африканцам в эту часть города был строжайше запрещен, если только они не работали здесь. Теперь некоторые из них, правда, еще робко, с опаской, выходили на недосягаемый прежде бульвар имени короля Альберта, садились на террасах брошенных бельгийскими хозяевами кафе, где были в беспорядке свалены запущенные столы и стулья. В те кафе, где еще обслуживали посетителей, они не заходили из-за отсутствия денег. Ведь с тех пор, как хозяева заводов, фабрик, магазинов бежали, из ста тысяч коренных жителей Леопольдвиля семьдесят тысяч стали безработными. И даже корреспонденты западноевропейской буржуазной прессы, в ожидании новостей убивавшие время в баре гостиницы «Стэнли», где мы жили, невесело шутили:

— Барьер расовой сегрегации сменился барьером кошелька...

Бросалось в глаза, что при всех материальных затруднениях коренное население Леопольдвиля вело себя в высшей степени благородно в отношении своих вчерашних хозяев. Люди голодали, но не позволяли ни себе, ни своим детям войти в брошенные колонизаторами дома, рестораны и магазины и взять там хотя бы кусок очерствевшего хлеба.

В первоклассных отелях еще было шумно, но их заполняла специфическая публика: бесчисленные репортеры буржуазных газет, радио и телевидения, слетевшиеся сюда в поисках сенсаций, и чиновники ООН, бродившие по городу с видом маклеров, приценивающихся на аукционе к распродаваемому по дешевке имуществу банкрота.

Необычно выглядел и «черный» город — там царила лихорадочная активность. В обшарпанных бедных кофейнях и пивных спорили до хрипоты о политике, временами стихийно вспыхивали какие-то демонстрации, участники которых далеко не всегда отдавали себе отчет в том, что же происходит и кого надо поддерживать — то ли премьера, то ли президента Касавубу, который был склонен пойти на компромисс с колонизаторами. Чьи-то руки по ночам засыпали тротуары подметными листками.

Я подобрал несколько листовок, отпечатанных на ротаторе. Они были написаны рукой опытного литератора, знающего психологию людей, на которых рассчитано то, что он пишет, — анонимный автор вколачивал в головы темных, не разбирающихся в политике людей свои гнусные, клеветнические призывы, словно гвозди, без конца повторяя одно и то же, в ритме какого-то псалма. Эти тексты были рассчитаны на то, чтобы их читать нараспев, ритмично покачиваясь под аккомпанемент тамтама.

Одна из листовок называлась «Торжественный призыв к безработным». В ней говорилось: «Мирные граждане, страдающие граждане, граждане без свободы, граждане без работы — Лумумба насмехается над вами. Это вы боролись против колониализма, это вы завоевали независимость, это вы изгнали бельгийцев, это вы — хозяева