Боги не дремлют - Сергей Шхиян

— Ну, так порадуй их, ради Бога, отведи нас в Потапово! — взмолилась Матильда. — У меня уже от дождя вся одежда промокла!

— Лучше умереть, чем неправду терпеть, — подумав над ее словами, ответил народной поговоркой Дормидонт.

— Ладно, — сказал я Матильде, — не понимаешь что ли, не хочет он нас вести, вот дурака и валяет… Поехали, как-нибудь и сами доберемся.

Дормидонт впервые посмотрел мне прямо в глаза и виновато сказал:

— Твоя, правда, ваше сиятельство, крепка могила, да никто в нее не хочет. Не по Сеньке, видать, шапка. Прости если что не так, только никак я не могу в то Потапово идти. Барин тамошний — чистый зверь, от него и свои крестьяне терпят, а чужому не приведи Господи попасть, с живого шкуру спустит.

— Понятно, — сказал я, хотя ничего понятно мне не было, особенно то, зачем Дормидонт сам вызвался нас проводить, а на полдороги вдруг испугался. — Не можешь, так не можешь, неволить не будем. Прощай, если так.

Я тронул повод и застоявшаяся лошадь, боком обойдя мужика, пошла вперед. Мне почему-то показалось, что мы с ним просто так не расстанемся, потому я не стал оглядываться, оставив его, что называется, посреди дороги.

— Ну, ты посмотри, что за люди эти крестьяне! — сердито сказала Матильда, поравнявшись со мной.

— У каждого в жизни свой интерес, — философски ответил я, — сейчас узнаем, что ему от нас нужно.

— Ты думаешь, что он не уйдет?

— Нет, конечно, зачем бы он с нами тогда пошел. Крестьяне народ рациональный.

— Что значит, «рациональный»? — переспросила она значение незнакомого слова.

— Это значит, что ничего просто так не делают, — примерно перевел я. — Сейчас он нас окликнет!

Мы уже отъехали достаточно далеко, и было самое время Дормидонту нас остановить, что и случилось, словно бы на заказ:

— Ваши сиятельства, погодьте! — крикнул мужик. — Надо пару слов сказать!

Я не без торжества посмотрел на француженку и остановил лошадь. Мужик трусцой бежал по лесной тропе.

— Я тут подумал, — запыхавшись, сказал он, подходя к нам, — как же вы без меня Потапово найдете?!

— А тебе что за печаль, если ты боишься туда идти? — спросил я. — Или передумал?

— Оно, конечно, боязно, тамошний барин зверь зверем, — повторил он нелестную характеристику Погожина-Осташкевича, — только мне любопытно узнать, зачем вы-то туда едете?

— Ты только за тем нас остановил? — нарочито строго спросил я.

— То мне знать очень даже любопытно, — вновь сказал он.

— Убить мы его собираемся, Дормидонт, — безо всяких околичностей, сказала Матильда. — Он меня оскорбил и за это должен ответить!

Я незаметно посмотрел на женщину. Матильда так сильно сжала поводья, что у нее побелели пальцы. Похоже, что я сам не все знал из того, что у нее произошло с Павлом Петровичем. За обычную трепку, которую она получила в охотничьем доме, Матильда вряд ли бы так страстно жаждала мщения. Синяки у нее уже рассосались, опухоль спала, так что можно было бы и успокоиться.

— Вот оно, значит, что! — сказал Дормидонт и полез под шапку почесать затылок. — А то я в сумлении пребывал, чего вам у тамошнего барина понадобилось. Думал, может сродственники ему какие или как. А, оно вот что получается. Значит, не только мужики от него претерпели, но и господ сумел обидеть.

— Тебя он тоже обидел? — задал я наводящий вопрос.

Мужик замялся, отвел взгляд и, не поднимая головы, ответил:

— Не то что бы обидел, а так… Братишку моего младшенького по его приказу на кресте распяли. Оно, конечно, и Спаситель такую муку терпел, только сомневаюсь я…

— То есть, как это распяли?! — поразился я. — По настоящему, на кресте?!

Дормидонт смутился, кашлянул в кулак, потом перекрестился и негромко сказал:

— Сам я, конечно, того не видел, мне верный человек рассказал. Прибили Ванюшку к кресту гвоздями, а потом и веревками привязали, чтобы не сорвался, и держали, пока он не помер. Долго он мучился, молодым был, здоровым. Оно, конечно, я понимаю, бунтовать против господ грех, за то в Сибирь или кнутом забьют, а мы люди семейные…

Сказать на это нам было нечего, мы сняли кивера и молчанием почтили память покойного. Потом я вернулся к делу:

— Значит, ты тоже хочешь с Потаповским барином посчитаться?

— Как можно, это же бунт! — испугался Дормидонт. — Вы-то люди пришлые, да еще сиятельства, с вас все как с гуся вода, а про меня, коли узнают да донесут…

— Ладно, ты нас только туда доведи, а мы тебя не выдадим, — пообещал я.

— Да нешто вы вдвоем с евойной дружиной справитесь? У него там кровососов десятка два с гаком будет. Да все как на подбор, мордатые да здоровые!

— Думаю, уже поменьше осталось, — сказал я. — Мы на него не войной пойдем, попробуем подобраться хитростью. Мне один человек сказал, что барин живет не в господском доме, а рядом в небольшой избе. Вряд ли у него там есть большая охрана.

— Обманул он тебя, — не задумываясь, сказал проводник. — Там и есть главная засада, кто в ту избу попадет, в живых уже не выйдет.

— Спасибо, что предупредил, — поблагодарил я, — впредь буду осторожнее. Ну, что ты надумал? Пойдешь с нами или останешься?

— Если только проводить, — задумчиво сказал Дормидонт.

Было видно, как он борется сам с собой. Очень ему хотелось посчитаться за брата, и было страшно оставить семью без кормильца. Мы ждали, чем это кончится. Наконец, он решился и махнул рукой:

— Будь что будет, пойду с вами!

— Вот и хорошо, — как о само собой разумеющимся, сказал я, — теперь расскажи о дорогах и топях.

Дормидонт больше дурака не валял и толково описал короткую и длинную дороги.

Мы посовещались и решили не рисковать с болотом и добираться кружным путем, проселками и лесным дорогам. Французы нас не пугали, пока мы были в форме, можно, как и раньше, отговориться тем, что заблудились и возвращаемся в свой полк. Правда, пеший проводник замедлял движение, но нам можно было не тропиться, все равно в Потапово входить нужно был только ночью.

— До вечера мы туда доберемся? — спросила мужика Матильда.

— Бог даст, может, и поспеем, если лихие люди не помешают, — ответил он. — Сейчас война, потому особливо не загадаешь.

С этим было трудно спорить. Война действительно не уставала о себе напоминать, то далекой стрельбой, то разоренными деревнями. Мы старались не выходить из леса, дороги переходили, как положено партизанам, осмотревшись, когда на них никого не было. Пока Бог нас миловал, и удавалось избегать столкновений с лихими людьми.

Наш Сусанин с посохом и узелком за спиной, бодро шел впереди, а мы плелись за ним следом и мокли под дождем. Французская военная форма не очень подходила для русской осени, по мне, была просто плоха и неудобна. Как всегда, красота требовала жертв и то, что восхищало публику в военных, им самим выходило боком.