Ребус-фактор - Александр Громов

– Лучший, – через силу признал я.

– То-то. Тогда о чем мы тут с тобой болтаем? – Рамон встал, избавив меня наконец от клубов токсичного дыма. – Мои ребята почти готовы. Собирайся, через полчаса выступаем…

Из двух возможных тактик – напасть среди ночи на одну из небольших баз землян, разбросанных по всей Тверди, или ловить платформу на «живца» – Рамон избрал вторую. Я не особенно удивился, узнав, что роль «живца» уготована мне и моему катеру. Спросил только, не боится ли он потерять единственного технического специалиста, в ответ на что Рамон заявил мне, что я не единственный. Кто из его головорезов справился бы с управлением летающей платформой, я не знал. Может, тот парень, что вел второй катер. А может, Рамон имел в виду пленного землянина.

Ага… Сначала его еще надо было пленить! Подготовленного земного десантника!

Я знал свою роль и должен был отыграть ее как можно лучше. Разумеется, я был готов приложить к этому все силы и все невеликие лицедейские способности, которыми, впрочем, никогда и не обладал, но предчувствия были поганые. А впрочем, что из ряда вон выходящего могло со мной случиться? Погибну? Эка невидаль – смерть за свободу! Даже почетно. Погибли уже десятки, если не сотни тысяч твердиан, – чем я лучше их? Чуточку успокаивала мысль о том, что я успел позаботиться о Дженни. Боб обещал, что никто ее не тронет, а я пообещал Бобу, что душу из него выну, если с головы Дженни упадет хоть один волосок. О маме я беспокоился сильнее. Один раз я получил от нее весточку: жива, почти здорова, верховодит лагерем беженцев глубоко в джунглях. Настораживало меня это «почти». Да и времени с той единственной весточки прошло уже порядочно.

Оба катера двигались к краю леса под прикрытием сплошного зеленого шатра в полутора-двух метрах над землей. Точнее, где над землей, а где и над водой. Первый катер вел я. Антиграв-генератор гудел от натуги – катер был перегружен. Шесть человек, не считая меня. Плюс оружие. Плюс дополнительное горючее в канистрах. Второй катер был полицейской машиной, нес броню и мог поднять всего пятерых, включая пилота. Плюс тот же груз.

Шесть часов полета – если можно так назвать слалом меж древесных стволов – вымотали меня физически и морально. Я просто-напросто обрадовался, когда начало темнеть, и уже высматривал место посуше для ночлега. Но Рамон отрицательно качнул головой и указал вперед.

– Давай, парень, давай. Жми, твое превосходительство. Совсем немного осталось.

Спорить я не стал. Рамон всегда знал, что говорит. И действительно, не успело стемнеть окончательно, как мой катер едва не выскочил из джунглей на расчищенное место. Здесь кончалась Дикая территория, отсюда начинались поля и пастбища. Впереди в сгущающейся темноте угадывались развалины каких-то построек. Наверное, раньше там была ферма. Кто ее сжег – земляне или сам хозяин, прежде чем уйти в лес? Вряд ли я когда-нибудь узнаю это, да и ни к чему мне знать. Сколько их по всей Тверди, таких вот бывших ферм!

– Садись здесь, – сказал Рамон.

– На открытом месте? С ума сошел?

– Это ты с ума сошел, если думаешь, что я рехнулся. «Здесь» – это в лесу. Тут и заночуем. А утром…

Он не договорил за ненадобностью. Я и без него знал, что будет утром. Бодрости это знание мне не добавляло. Я подозревал, что уснуть мне не удастся. Черт побери, оказывается, я все-таки боялся! Не рассудком, нет. Подлый организм, это скопище мышц, жил, нервов и всяческой требухи, протестовал, во что бы то ни стало требуя от разума продления своего существования. Вот сволочь.

Завтра я мог лишиться жизни гораздо вернее, чем во время скитаний с Джафаром, вернее, чем во время отчаянной перестрелки с разведчиками марциан, и уж подавно вернее, чем в день переворота. И что? Разве я не шел на риск сознательно? Разве не готовил себя к такому повороту событий?

Готовить-то готовил. И знал, что завтра сработаю как надо, не раскисну и не сбегу. А спать все равно не мог.

Девять бойцов Рамона с темнотой ушли в поля – я знал куда. Нам не были нужны руины сгоревшей фермы – нам нужна была другая ферма, целехонькая, уединенная, а главное, находящаяся на порядочном расстоянии от джунглей. Хозяин и хозяйка фермы были нашими людьми. Их, как и многих других, держали на консервации, они ни в коем случае не должны были вызывать подозрений в сочувствии к партизанам. После операции им оставался один путь – в лес. Если смогут.

В импровизированном лагере (два катера и груда колючих веток в качестве изгороди и никакого костра) мы заночевали втроем – я, Рамон и пилот второго катера. То был толстощекий флегматичный малый, и у меня не было сомнений в том, что любые передряги не лишат его ни аппетита, ни сна. Так оно и оказалось. Сжевав холодную лепешку, парень тотчас улегся и захрапел. Мне бы так.

– Не спится? – негромко спросил Рамон, устраивающийся рядом на своем одеяле. У некоторых людей прямо-таки страсть – подчеркивать очевидное, особенно когда никто их об этом не просит.

– Не спится.

– У меня снотворное есть. Хочешь?

– Нет.

– Значит, так и будешь ворочаться всю ночь?

– Я что, тебе мешаю?

– Мне-то что? Вертись, пожалуйста. Ты себе мешаешь.

– С собой я и сам как-нибудь разберусь.

– А, – сказал Рамон. – Ну-ну.

Больше он не возвращался к этой теме, зато начал разглагольствовать о том, что нам делать с новопоселенцами, когда мы выгоним землян. С одной стороны, значительная их часть молчаливо поддержала интервенцию и в той или иной степени сотрудничает с оккупантами, даром что от метрополии они видели мало хорошего. С другой стороны, они ведь не настоящие твердиане, что с них возьмешь? Самых злостных, говорил Рамон, мы, понятное дело, будем судить и накажем, но ведь нельзя стричь всех под одну гребенку. К тому же некоторая часть новопоселенцев все-таки ушла в леса и воюет не хуже других. Этих надо бы как-нибудь поощрить – выделить им землю под хозяйство и подъемные. В дальнейшем они могли бы считаться полноправными гражданами и принимать участие в голосовании. Что до остальных, то тут вопрос сложный. Лично он, Рамон, склоняется к мысли, что полными правами гражданства помимо участников освободительной войны должны быть наделены только те, кто родился на Тверди. А как я считаю?

Я считал, что он много болтает, и отвечал односложно. Тогда он сменил тему: стал рассуждать о том, какие участки джунглей должны быть вырублены и распаханы, чтобы поощрить землей тех новопоселенцев, кто пошел с нами, и как рациональнее валить лес, и куда лучше вывозить древесину… Мало-помалу меня увлекла инженерная сторона этого круга задач, я стал спорить, дважды уличил Рамона в дремучем невежестве, начал было прикидывать трассу новой дороги от Нью-Жмеринки до Штернбурга и вдруг обнаружил, что смертельно устал и хочу спать.

Взял да и заснул.

В просторном чреве летающей платформы было все, что душе угодно, а если потребовалось бы то, чего в нормальной конфигурации она лишена, то платформа вырастила бы недостающее оборудование за несколько минут. Для меня она вырастила маленький, но вполне уютный медотсек. Жаль, что она не могла вырастить также и медперсонал.