Свенельд. Зов валькирий - Елизавета Дворецкая

– Велкей!

Велерад обернулся к ней, и она, явно взволнованная, показала на мерен:

– Мой брат!

Она сказала «брудер мин», на русском языке. Эти два слова Велерад натвердил ей в числе первых, показывая для ясности на Свена. «Это мой старший брат. Его имя Свен»…

– Твой брат?

– Да. Его имя Толмак. Мой… енвеля, – забыв, как будет «старший», она потянулась вверх и сделала вид, будто пытается достать что-то сверху вытянутой рукой.

Кивнув в знак того, что понял, Велерад поскакал в голову обоза – предупредить Боргара и Свена.

Видя, что захватчики настроены мирно и оружия при них почти нет, Боргар и Свен догнали Гунни и поехали с ним рядом. Вот они приблизились шагов на десять – мерен молча ждали. Тем временем их стало больше, и теперь вокруг Толмака выстроились человек двадцать. Вблизи стало видно, что Толмак, мужчина лет двадцати пяти, здесь самый старший, а дружину его составляют отроки лет шестнадцати-восемнадцати. На юных лицах читались вызов и высокомерие.

– Прошлой зимой в один наш погост забрался медведь и залег там в спячку, – сказал Боргар, глядя на них, а Вигнир перевел. – Тут, я вижу, медведей почти десяток, хоть все и молодые. Откуда вы взялись, парни? Пошли зайцев стрелять и заплутали без мамки?

– У нас в стаде овечка потерялась, – ответил ему Толмак. – Пошли мы искать ее, видим по следам: волки унесли овечку. Мы и пустились вдогонку. Не у вас ли она?

– Ты думаешь? – прищурился Боргар.

– Вид у вас что ни есть волчий.

– Ты прав, Толмак, – сказал Свен, знавший его по встречам в Арки-вареже. – Овечка ваша у нас. Ты здесь старший или есть кто-то еще? Твой отец остался дома?

– Я здесь старший. Когда украдена девушка, отбивать ее – дело парней и молодых родичей. Со мной мои братья, Талай и Тайвел, а еще другие сыновья знатных людей Мерямаа.

– Это не кража, а «краденая свадьба». Девушка по доброй воле выбрала в мужья моего брата Велерада. Вам был оставлен знак в Елмановой избе, и если вы его не заметили, то вы не ловцы, а куры.

Толмак несколько переменился в лице, и Свен понял: об оставленном платке он знает.

– А поскольку с тех пор, как она у нас, миновала даже не одна ночь, а десяток ночей, требовать ее назад вы уже не вправе, – продолжал Свен. – Я готов предложить вам достойный вашего рода выкуп, и будем отныне в добром родственном согласии.

– Я бы принял выкуп, раз уж моя сестра сама избрала… – Толмак сглотнул с досадой. – После того как увижу ее и от нее самой услышу, что не вы привязали тот платок, а она сделала это своими руками и по своей воле…

– Это легко, – Свен сделал знак в сторону обоза, где находилась Илетай. – Ульв, приведи девушку.

– Но вот эти парни, – Толмак кивнул на своих юных спутников, – не согласны просто позволить чужаку завладеть лучшей невестой Мерямаа. Наш обычай таков, что если «краденую свадьбу» нагонят, пока жених не довез невесту до своего дома и родителей, то он должен доказать, что достоин владеть ею. До вашего дома и отца с матерью вам еще много-много переходов. Примет твой брат вызов от юношей Мерямаа?

– Само собой! – воскликнул Свен. – Мой брат не из тех, кто боится показать себя. Каковы ваши условия?

– Если мы выиграем, вы возвращаете нам девушку и… платите выкуп за похищение, скажем… по одному шелягу на каждого члена нашей семьи и по одному на каждого из этих парней! – Толмак указал на отроков своей ватаги, и те приосанились, видя себя обладателями серебра.

– А если мы выиграем, что мы получим?

– Моя сестра останется у вас, и мы с тобой обсудим условия брака.

– Этого мало! – Свенельд хлопнул свернутой плетью по бедру.

– Мало тебе! Чего же ты еще хочешь?

– Девушка и так у нас, нам не требуется новыми победами выкупать ее саму. Только условия брака, как ты сказал. А твой отец уже их определил: если этот брак состоится, то вы дадите Олаву людей в войско. Одного из десяти отроков или бездетных молодых мужчин, не считая тех, кто сам захочет присоединиться, и знатных мужей, которые соберут собственные дружины, но не менее каждого десятого из рода, как я сказал.

– Я не могу… – при всей своей уверенности, Толмак смутился такой ответственностью. – Не могу приказывать людям и ручаться за их согласие, я не Юмо.

– Для этого тебе не нужно быть Юмо. Если мой брат выиграет и все увидят, что удача на нашей стороне, всякий, кто не трус и не дурак, захочет сесть вместе с нами на этого серебряного коня и поехать к счастью и богатству. Так или иначе, это условие непременное. И каждый из этих парней, – свернутой плетью Свен обвел строй спутников Толмака, – поклянется пойти с нами в поход. Кто откажется – тому не видать серебра, даже если вы и одолеете. Вот я и погляжу, так ли у вас много веры в свою удачу, как вы говорите!

– Э, стойте! – прохрипел Боргар и замахал плетью. – Еще чего не хватало – держать хёвдинга и всех людей на холоде, пока вы будете спорить за вашу девчонку. Такие вещи обсуждают, сидя в теплом доме, у огня, с кружкой пива… Мы спокойно войдем в наш погост или сначала нам придется вышвырнуть вас оттуда, как того медведя?

– Вы можете занять ваш дом, – ответил Толмак. – Мы уйдем в Шолшо-бол, – он показал сулицей в сторону ближайшего селения, – а завтра, когда вы отдохнете, обсудим все условия.

– Это годится, – согласился Боргар, и Свен кивнул.

– Надеюсь, завтра нам не придется гнаться за вами снова, – поддел русов Толмак.

– Не надейся, мы не сбежим! – заверил Свен. – Если бы вы не были так любезны, чтобы выйти нам навстречу здесь, мне самому пришлось бы снаряжать послов к твоему отцу и терять на этом время. Нам ведь не нужна дева, похищенная, будто рабыня. Нам нужна настоящая невеста, чтобы женитьба моего брата на ней сделала Тойсара нашим союзником в дни мира и на поле битвы!

Ничего не ответив, Толмак ушел в погост собирать пожитки, прочие потянулись за ним. На лицах вместо прежнего вызова отражалось раздумье.

* * *

Прежде чем встать на лыжи и уйти, Толмак побеседовал с Илетай. Они стояли между погостом и обозом, на виду у русов и мерен, но так, что слышать их никто не мог – Илетай настояла на этом. Кроме Толмака, она позволила подойти только Талаю, старшему из двоих своих младших братьев. Шестнадцатилетний Талай мог бы считаться красивым юношей, если бы не тревожное выражение лица и вечно сведенные светлые брови. Бегство самой любимой из сестер стало для него тяжким ударом: если ее увезут в страну русов, родичи никогда больше с нею не увидятся, но еще горше на душе делалось от мысли, что сестра предала свой род, обманула родителей. Меньше всех он готов был поверить, что Илетай решилась на это добровольно, пока не увидел ее спокойное лицо.

– Тише, родной! – движением руки она остановила уже готовые вырваться горячие слова. – Они сказали правду, я по доброй воле решила стать женой Велкея.